Сегодня я впервые проснулась во сне, где у меня были воспоминания, не связанные с реальностью. Воспоминания родом из другого сна, воспоминания о месте, где я была множество ночей назад.

Я проснулась, и та фантомная жизнь растворилась, словно её и не было.

Привыкла к тому, что на выходных я обычно подрываюсь ни свет ни заря и куда-то несусь, вне зависимости от того, хочется мне того или нет. Сегодня всё было не так.

Насладилась неспешным утренним кофепитием, сходила на почту забрать посылку Грифона, забрала свой контракт на подработку у коллеги и лампово проболтала с ним почти час. Потом приготовила обед и уютно устроилась с кошкой в ногах читать Графа Монте-Кристо.

Семья согревает даже на расстоянии.

Ладно, Алхимик, давай начистоту хотя бы здесь.

Ты берёшь подработку вовсе не потому, что тебе хочется ещё больше денег, и даже не потому, что ты предпочитаешь решать рабочие вопросы сама, нежели терпеть присутствие постороннего человека в твоём личном пространстве. Ты просто хочешь хоть на мгновение отсрочить момент, когда тошнотворная чернота твоих мыслей снова поглотит тебя, хочешь, чтобы это пульсирующее ощущение в твоём мозгу притупилось, оставило тебя в покое, угасло хоть на мгновение.

Каждый год одно и то же. Жить несколько жизней сразу, одна из которых, по твоему мнению, лишняя, выматывает.

Работа защищает тебя от себя: те, кто к тебе приходит, говорят, что ты - хороший специалист; ты говоришь, что тебе просто действительно на них насрать, и потому у тебя все замечательно.

Насрать означает не чувствовать. Не чувствовать означает не ошибаться. И нет никакой разницы между тем, собрано ли тело из пластика с начинкой из металлических микросхем, или же родилось из мяса, костей и крови.

Так легче - так значительно легче, но проблема всё ещё состоит в том, что у тебя по-прежнему остаётся свободное время. Которого достаточно для того, чтобы собственноручно сжечь себя заживо. И ты с ужасом думаешь, что, возможно, возвращаться домой только чтобы поспать - не так уж и плохо.

А пока ты сидишь, зажимая виски ладонями, - очередное общение с человеком довело тебя до тошноты - и не можешь ни закричать, ни расплакаться, выплескивая ту черноту, что сидит у тебя в груди.

Чудовища из снов больше не пугают меня.

Гигантская оранжерея дышала на меня темнотой и влажностью, а маленькое чудовище стояло у меня за спиной. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы ощутить её присутствие: я знала, что она следила за мной с того самого момента, как я вторглась в её обитель. Место, где она прятала чужие души, которые утащила.

Всюду, куда падал мой взгляд, росли цветы. Больше всего было роз самых разных оттенков: от зеленовато-белых до оранжевых и пурпурных, но были здесь и лианы, и колючие кустарники, и цветы, названия которых я не знала. Некоторые из них росли очень близко друг к другу, переплетаясь листьями, словно чья-то невидимая рука собрала их в букеты, не выдёргивая из земли. Темнота мешала моему зрению, и я наклонилась, чтобы разглядеть их поближе.

Зрелище мне предстало неаппетитное. Тёмно-зелёные листья оказались щедро запятнаны кровью и покрыты кусочками, напоминавшими сырую печень. В просвете между ними я увидела что-то прямоугольное и белое, похожее на… табличку с текстом? Одна догадка мелькнула у меня в голове, и я потянулась к прямоугольнику рукой.

- Не трогай мои цветы! - раздался злой детский голос, и невидимая сила отшвырнула меня на полметра так, что я упала.

Передо мной стояла девочка лет восьми, одетая в грязное платье, которое ранее, очевидно, было белым. Она сердито смотрела на меня, наклонив голову набок, и походила на обычного человеческого ребёнка, если бы не парочка но. У неё были чёрные блестящие глаза, лишённые белков и радужки, а длинные волосы за спиной шевелились, словно змеи. Маленький монстр, которого никак нельзя было назвать человеком. И всё-таки… характером от людей она наверняка мало чем отличалась.

- Они ведь не совсем твои, не так ли? - примирительно начала я, внимательно следя за выражением её бледного личика.

Маленькое чудовище топнуло ногой и оскалилось, продемонстрировав рот, полный острых треугольных зубов.
- Мои! Это я их вырастила!

- Я знаю, что их вырастила ты, - спокойно проговорила я, словно не замечая признаки агрессии, которые маленький монстр отчаянно стремился мне продемонстрировать. - Но для этого тебе пришлось позаимствовать кое-что у меня, очень дорогое, верно? - и добавила, - но я не злюсь.

(Разумеется, тот факт, что эта милая крошка превратила тела дорогих мне людей в кровавое месиво, меня категорически не устраивал).

- Не злишься… - эхом повторила девочка. - Ты вообще странная. Я не чувствую в тебе страха. От тех, кто был здесь до тебя, очень сильно пахло страхом, когда они поняли, кто я.

- И тогда ты использовала их тела, чтобы привязать их души к этим цветам? Эти таблички - это ведь имена?

- Я не хотела! - детский голос прозвучал почти отчаянно. - Но они всегда хотят оказаться от меня подальше, когда узнают, что я - не одна из них. Они не хотят со мной даже говорить. Когда у людей нет тел, они не могут далеко уйти. Они всегда привязаны к тому месту, где их оставили. И мне пришлось забрать их тела, чтобы они остались со мной! - маленькое чудовище почти сорвалось на крик. Сейчас передо мной действительно стоял ребёнок - маленький и обиженный на весь мир из-за своего одиночества.

- Но я ведь человек. Я здесь - и я говорю с тобой, - сказала я, присев рядом с ней на корточки, чтобы моё лицо оказалось на одном уровне со взглядом этих нечеловеческих чёрных глаз.

- Ты здесь только потому, что тебе нужны они, - девочка махнула рукой в сторону рядов с кровавыми цветами. - Если я верну их тебе, ты уйдёшь и больше никогда не вернёшься. И я снова останусь одна.

- Ничто не мешает мне вернуться снова.

- Такие, как ты, никогда не возвращаются. Они считают, что я - монстр, отвратительное создание. Что я не должна существовать там, где есть они.

Я покачала головой.
- Может, ты и не человек. Но я встречала людей, которые были намного опасней монстров. Я не смогла их понять, несмотря на то, что мы были одной и той же крови. Но я могу понять, что в мире, где не существует таких же, как ты, ты просто не хочешь остаться одинокой. И я могу исполнить твоё желание, если ты исполнишь моё.

Девочка молчала. Её маленькие ручки сжимались и разжимались, пока её цепкий взгляд пристально изучал меня. Маленькое чудовище сомневалось. Оно впервые хотело кому-то поверить. Оно впервые встретило человека, который его не боялся.

- Хорошо, - наконец, сказала девочка. - Ты можешь их забрать. - Но ты должна обещать, что вернёшься, даже если они не захотят отпускать тебя сюда.

- Обещаю, - серьёзно кивнула я.

Земля под моими ногами задрожала, и всё вокруг начало рушиться, прежде чем перестроиться заново, собравшись с нуля. То, что когда-то было бесформенными человеческими останками, начало прирастать друг к другу слой за слоем. Как заворожённая, я смотрела, как куски мышц прямо в воздухе объединяются сеточками сосудов и волокнами нервной ткани, как оплетают белоснежный каркас костей, как встают на место внутренние органы и прирастает кожа. Когда-то давно я задавалась вопросом, существует ли вообще душа, но теперь я даже не сомневалась - знала лишь, что даже бессмертной душе нужно место, куда она сможет возвращаться.

- Спасибо, - проговорила я, когда последние кусочки плоти вернулись на свои места и оранжерея оказалась полна спящих под цветами людей. - Ты вернула что-то очень дорогое мне, а я верну что-то очень дорогое тебе.

Я дотронулась до девочки, обняв её за плечи. На ощупь она была ледяной, словно статуя. Настало моё время творить чудеса.

Я провела ладонью по её тёмным волосам, и там, где их коснулась моя рука, расцвели алые маки.

***
Когда я просыпаюсь, страшное послевкусие кошмаров больше не преследует меня. Я научилась ходить по снам, не боясь их, как научилась понимать и монстров, живущих в моей душе.

Быть может, когда-нибудь я смогу понять и тебя - пойму, что ты хотел донести до меня, и слова, наконец, достигнут души своего адресата. Тогда я найду в себе силы поблагодарить тебя - за все сражения, что были не напрасными, и все три мира, которыми я живу, обретут в моём сердце равную ценность.

- Ты купишь билеты? - спрашивает Солнечная, не замечая, как темнеет мой взгляд.

Я не люблю этот город так сильно, что каждый раз, когда поезд подъезжает к вокзалу и меня встречают монолитные чёрные блоки торгового центра, я думаю о том, что чёрный - это копоть и пепел, которые остаются после пожара.

Если бы этот город сгорел дотла.
Если бы он замолчал, оставив мне звенящую тишину.

Но он ждёт меня, а последние две недели со мной происходит что-то странное, словно я - аномальное искривление электромагнитного поля. Рядом со мной барахлят компьютеры, ломаются кассы, отказывают термометры. Вишенкой на торте стал моргнувший свет и полетевшие с лампы искры, когда я разозлилась.

Словно я - долбаный обскур из Фантастических тварей.

Если бы я могла обесточить этот город и пройти босиком по горячему асфальту, мокрым лужам и шелестящей траве.

Если бы.

Я говорю, что закажу билеты онлайн, и с ужасом понимаю, что на этот раз у меня будет слишком много свободного времени.

Достаточно, чтобы сожалеть.

Настроение на работе подняли с самого утра.

Пришёл парень с выпиской на полкилометра, криво сфотографированной на телефон. Спросонья еле сфокусировала взгляд, но прочитала, ушла в холодильник собирать. Возвращаюсь - а он мне целую ладонь лимонных леденцов протягивает.

- Хорошего вам дня, - говорит.

Я почему-то вспомнила Альбуса Дамблдора.

Я сижу, прижимая к груди историю, что красной нитью прошла через моё детство - историю, которая много лет назад перевернула что-то во мне, историю, которую я совершенно не ожидала когда-нибудь увидеть в печати. Пальцы скользят по обложке - чёрный, белый и серебро, шероховатая текстура, как я люблю.

Словно я провалилась туда, где уже была однажды. Словно это я прячусь под пыльной кроватью, вдыхая чужое отчаяние, словно это я направляю рельсы чужих догадок и слов, словно это я смотрюсь в зеркало, до рези в глазах стараясь разглядеть у себя над головой те цифры, которых мне никогда не увидеть, не прочитать. Никогда не превзойти оригинал, копией которого я не желаю становиться.

Я чувствую запах бензина и свежезажжённых спичек.

Потом, конечно, меня оторвут - один глупец наберёт мне на телефон, чтобы позвать на свидание - и драгоценные секунды уйдут на то, чтобы ответить отказом, но магия, магия этой истории никуда не исчезнет, и я по-прежнему буду сидеть вместе с ней, закрывая лицо руками.

Когда ты собьёшь огонь, чтоб спасти это тело, успеешь за секунду до того, как сознание выпорхнет из него, - задумаешься ли ты на мгновение, что стало с его душой?

Мы с отцом похожи больше, чем мне бы того хотелось.

- Возможно, моя точка зрения непопулярна, - говорит он, - но я не понимаю людей, которые думают, что всему обилию информации, что крутится вокруг них, можно доверять.

- Естественно, - кручусь на пассажирском, стараясь распрямить затёкшую спину, - ведь для того, чтобы решить иначе, нужно понимать, откуда информация взялась. С такой высокой скоростью потока сделать это достаточно сложно. Но обидно, что имея для этого шикарный инструмент в виде мозга, большинство даже не пытаются. Решить элементарную задачу по образцу - пожалуйста, решить иную по аналогии - невыносимый труд.
Отец хмыкает:
- И не говори. Недавно час доносил коллеге мысль, как меняются переменные настройки станка в зависимости от изменения угла захвата детали. Достал лист бумаги, несколько ручек, демонстрировал наглядно плоскости, указал на нужное место в инструкции - так нихрена и не понял.
- Неудивительно. Товарищ пытался в знания, а ты привык пользоваться пониманием. Как и я.
- Полезный скилл.

Я молчу, отвернувшись лицом к стеклу. За окном - фонари, что считают метры на питерской трассе.

Одно из отпускных воспоминаний - то, как я сижу на нагретой за день гальке рядом с парнем, которого знаю полчаса и задумчиво смотрю на рунический кулон, висящий у него на груди.
- Не хочешь встретиться завтра?
- Нет, - говорю я.
- Почему? - он спрашивает.
- Тейваз, - отвечаю я. - Разные дороги. У меня своя, - мои пальцы делают медленное движение, царапая воздух, но в конце концов я так и не осмеливаюсь коснуться отполированного дерева с выжженным на нём символом.
- Понимаю, - искра любопытства загорается в его глазах, и я вижу, как его взгляд буквально скользит по мне, пытаясь отыскать тот символ, которым отмечена я. Это узнавание и неузнавание одновременно меня забавляет.
- Не скажу, кто я, - смеюсь и показываю пальцем на край неба. - Смотри, какой там закат.

Все люди, отмеченные рунами, на моей памяти шли по удивительному пути.

"Твои письма мне обещали мор - принесли гладь.
Был один герой - вышел за забор и попал в ад.
Тот, кто не был смел, угодил в плен четырёх стен.
Ни о чём не рассказывай больше совсем - я устала от плохих новостей".

В Батуми мне практически не снятся сны. Я говорю "практически" - потому что в одну из ночей я обнаруживаю себя сидящей у штормящего моря с тяжёлой книгой в руках. Открыв её, я с удивлением вижу на пожелтевших хрустящих страницах свой собственный почерк; от начала и до конца обложки рукопись написана мной. Книга выглядит очень старой, но чернила кажутся ещё совсем свежими - изумрудные буквы оставляют на моей ладони яркий отпечаток, когда я провожу ею по шероховатости листа.

Зелёный цвет - якорь для моей несовершенной памяти, картина, не желающая выцветать. А эта рукопись - все собранные воедино воспоминания о моей попытке найти понимание с миром, отделённым от Бездны и хрупкости снов. С миром, которому принадлежал ты, который заговорил со мной через тебя.

Где я была бы сейчас?
Кем я была бы сейчас?

Когда смотрю на штормящее море впервые, думаю, что знаю ответ.

Я смотрю в твои глаза, путник, и храню молчание.

Слова бесполезны - за меня будут говорить символы, что я держу в раскрытых ладонях. Кому, как не тебе, знать, что всё, что нас окружает, несёт в себе скрытый смысл - отпечатки души того, кто оставил на память след - ощущение, цвет, мелодию, прикосновение, вещь. Всё обретает смысл, коснувшись лишь раз адресата, становится символом, который ведёт тебя, словно нить Ариадны, когда мир погружается в хаос и ты не знаешь, куда идти. Они так много значат для нас.

Возможно, в моих руках есть и твой. Пока незаметный. Но оттого не менее важный. Настанет день, когда я использую его, чтобы осветить в себе тьму.

Однажды.

Это только кажется, что путь Алхимика тернист и полон острых камней. На самом деле ко всему быстро привыкаешь. Кипятить на песчаной бане гнев, прокаливать в фарфоровом тигле стойкость, гнаться за конденсатом хрупкого счастья.

Рецепт сомнения так вообще очень прост: двенадцать грамм кофе, пять - сахара и двести миллилитров крутого кипятка.

"Завари мне кофе", - прошу я, глядя на твои плавные движения, а руки чуть заметно дрожат. И дрогнут ещё не раз, прежде чем я поднесу чашку к губам и вдохну поднимающийся от неё пар.

Во сне я не чувствую запахов.

Алая буря в GRIS напомнила мне о том, как выглядят и ощущаются мои панические атаки. Но, когда мой персонаж столкнулся с этим ветром в первый раз, я даже не задумалась о том, чтобы попробовать от него спрятаться или как-то защититься. Вместо этого я попыталась прыгнуть ему навстречу и посмотреть, что будет.

В этом и есть одна из ярко выраженных черт моего характера: если тебе страшно и ты не знаешь, как поступить, несись напролом, со всем своим отчаянием и скоростью, которую только можешь из него выжать. Ведь жизнь любит упрямых безрассудных идиотов.

Попытки других вовлечь меня в эмоциональную близость выводят меня из себя. За двадцать четыре года своей жизни я научилась куче неприятных, но необходимых во взрослой жизни вещей: брать на себя ответственность за принимаемые мной решения, в некоторых случаях брать на себя ответственность за решения других, предпочитать сражение с проблемами тому, чтобы трусливо бежать от них, поджав хвост. Имитировать хладнокровие и рассудительность я могу практически всегда, даже если внутри огня столько, что можно с лёгкостью сжечь целый мир. Даже физически неприятные для меня вещи в критических ситуациях не могут оказывать на меня сильного давления из-за развитого механизма деперсонализации.

Но чужие эмоции - это вещь, которая превращает меня в испуганного маленького ребёнка, особенно, когда эти эмоции направлены на сближение со мной.

Я паникую.
Я теряюсь.
Я вхожу в абсолютный ступор.

У меня нет от них никакой защиты. Мои моральные принципы мешают мне причинять хорошим людям мучительную боль. Потому что быть жестокой к тем, кто этого не заслужил - ни разу не оправдание. Я могу лишь вяло огрызаться и читать непонимание в чужих глазах.

На этот раз меня накрыло так сильно, что я не сплю нормально и ловлю панические атаки вот уже три дня. И, сталкиваясь со всем этим, я не понимаю: почему на тысячу случаев, когда я испытываю боль, приходятся единицы, когда я её не чувствую?

Весь мир - доска, но кто на ней игрок?
Я вижу страх, который убивает разум,
Но я не верю ни в судьбу, ни в рок.
Засомневаться - означает сдаться сразу.

На миг промедлить - значит осознать,
Что в шахматы не мы играем - нами боги.
Ход за тобой - я так хочу узнать:
Ты пешка или всё же трикстер Локи?

Коснись же светом тьмы моей души
И прокляни тот миг, когда её увидишь.
Мир заслужил тонуть в крови и лжи.
Но кто его спасёт, пока ты дышишь?

Мы в силах дотянуться до небес,
И, дотянувшись, взять на плечи тяжесть хмуро.
Мы можем всё, пока мы рядом есть.
Так сделай шаг со мной навстречу сердцу бури.