С течением времени мой талант становится все выраженнее, все ярче - возвращать другим себя, заставлять их вспоминать собственные желания. Мне часто говорят о том, что от моих слов по коже бегают мурашки, что что-то сверхъестественное, странное говорит с ними в обличье человека, касаясь чужой души.

Я вижу, как они заглядывают в себя и взрослеют, признаются себе в неочевидном, перешагивают через границы, навязанные чужими страхами, обществом, моралью. Встают и идут дальше, раскрывают крылья и взлетают над пропастью.

Я же катализатор в начале, я же наблюдатель в конце. И как же тяжело бывает смириться с последним.

Быть сильной женщиной отвратительно.

В китайской хоррор-новелле, что я читаю сейчас, главный герой носит кольцо, позволяющее ему чувствовать приближение призраков. Каждый раз, когда к нему приближается что-то неживое, оно начинает жечь ему холодом палец.

Я - не он, но грязь этого мира изгнала тепло из душ людей настолько, что я перестаю чувствовать их живыми. Температура вокруг меня падает ниже нуля. Мои пальцы замерзают, хотя я не ношу колец.

Я не помню, в какой момент это началось, но после того, как бабушку увезли с инфарктом в мой день рождения и следующие пару дней я бродила в трансе сводящего с ума одиночества, я почувствовала это особенно сильно.

Моё собственное сердце стало сердцем равнодушного призрака, но я не чувствую сожаления. Я просто жду, когда температура опустится настолько, что в моей квартире пойдет снег.

Моя контрзависимость сводит меня с ума.

Я смотрю за развитием этой истории со стороны - истории человека, чье поведение как две капли воды похоже на мое, - и злюсь, чертовски злюсь от вечного человеческого хотения препарировать чужую голову на молекулярные составляющие, влезть, разрушить, переписать, вложить смысл, которого там никогда не было.

Всё внутри меня горит от праведного гнева.

Потому что я прекрасно знаю, каково это.

Потому что я прекрасно знаю это чувство сопротивления, когда каждая клетка твоего мозга сиреной кричит об опасности, когда кто-то подходит к тебе слишком близко.

Когда ты хочешь, отчаянно жаждешь спустить своего монстра с цепей, но вместо этого поешь ему нежные колыбельные. Умираешь от страха, но гладишь пасть, истекающую слюной (лизнуть или перегрызть кости?).

Кто никогда не сражался с подобным, тот никогда не поймёт. Мне хочется просто кричать об этом.

Оставьте, блять, нас в покое.
Чуть-чуть тишины и свободы. Пожалуйста. Может, так станет легче.

Но я молчу.

И что-то внутри меня, как натянутая струна, балансирует между желанием уничтожить и сдаться.

Неважно, где ты: идёшь ли по улице, плывешь во всемирной паутине, лежишь в собственной постели с натянутым до носа одеялом.

Этот шёпот не заткнуть.

"Дай-дай-дай-дай", - из каждого угла, толпы, сообщения, новости.

"Дай себя спасти".

Играть в спасателей нынче стало модно. Духовные гуру заполонили мир. Психологи, тарологи, эзотерики, шаманы, коучи, опиньон-лидеры, хрен-знает-кто-там-ещё.

Дыши спокойно, молись солнцу на Бали, смотри в Инстаграме курсы, лежи в шавасане, просветляйся. И не забудь повторить всё по кругу, чтоб в голове стало светло-светло от ослепительной пустоты.

Духовность научит тебя не думать.
Духовность научит тебя смотреть на мир высокомерно, но с благостным лицом.
Духовность научит тебя делать всё как надо.
Духовность научит тебя жить правильно.
Духовность научит тебя вообще всему.

Только в рот я это ебала.

Я - романтик.

На часах полпервого ночи. Я сижу, обняв себя за плечи, и смотрю, как в сорока пробирках дротаверин с лёгким шипением растворяется в концентрированной серной кислоте.

Я думаю о том, что люди - такие же. Хрупкие и слабые, как крупинки порошка в кислотных пузырьках. И тела у них такие же, как и души. Растворятся, развеются, исчезнут - и даже памяти никакой не останется. Глупо так. Но красиво.

Понял бы хоть кто-то эту извращённую красоту?

"Ящик Пандоры", - прочитала я вслух надпись на пергаменте.
- Открыла бы? - спросил у меня ты, наблюдавший за мной.
- Конечно, - кивнула я.
- А я бы не стал. Не то, чтобы я был суеверным, но с некоторыми вещами лучше не шутить. Никогда не знаешь, что произойдёт.
Я пожала плечами.
- Так там уже ничего не осталось, кроме Надежды. Все остальное уже выпустили до меня.
- Молодец, - усмехнулся ты, - читала легенду.
- Кстати, она никогда не казалась тебе странной?
- Странной чем именно?
- Тем, что когда крышка была открыта, болезни и несчастья разлетелись по миру и поглотили людей, а Надежда осталась запертой. Так как же она может коснуться человеческих сердец, если она сидит здесь?
По выражению твоего лица я поняла, что ты никогда не задавался этим вопросом.
Я решительно коснулась крышки.

Когда-то давно история Бездны началась с падения маленькой девочки с крыши. Упав, она не разбилась, а очнулась в дивном двуликом мире, где расколотая маска её врага превратилась в синие крылья. Так появился на свет Алхимик.

Я часто вспоминаю начало этой истории, но редко её рассказываю. Переплетения миров пугающе точны и без власти слов и всегда настигнут тебя, если ты являешься их неотъемлемой частью.

А по другую сторону девочка давно выросла. И разжала руки, чтобы упасть в слепом желании научиться доверять миру - теперь уже по своей воле.

И, когда она очнулась, её встретил едва уловимый запах реактивов и кобальтовый синий, в который было выкрашено все вокруг и который теперь должна была носить она сама. Как опадающее перо из крыльев Алхимика.

Что будет дальше? Кто знает.

Я бы хотела сказать, что мне не страшно.

Я бы хотела препарировать свою жизнь на кусочки так же уверенно, как это делает хирург, твёрдо, но нежно держа в руке скальпель.

Но я всего лишь обычный человек, а людям, как известно, свойственно сомневаться. Монолог в моей голове не останавливается ни на секунду. Мне предложили достаточно, чтобы на мгновение ощутить под ногами шаткое ощущение растерянности. Я знаю многих, кто бы рассмеялся и назвал меня дурной, потому что то, что для меня пытка, для других - грёзы всей жизни.

Я думаю о том, что рано или поздно порочный круг бегства должен закончиться - бежать можно от обстоятельств, людей, правды, но только не от себя. И тихий шепот внутри меня твердит о том, что контрзависимость к людям должна лечиться доверием к миру. Разжать руки и сделать шаг в пустоту, не задаваясь вопросом, поймают тебя или нет. Как будто маленькая смерть. Непрерывный цикл во всём его великолепии.

Проблема в том, что умирать всегда страшно.

Лодка тихо покачивалась в такт небольшим волнам озера. В правой руке я держала пистолет, прищурившись в сторону ближайшего берега. Плавучие белые мишени располагались от меня метрах в тридцати, но совокупность их небольшого размера и колебаний воды значительно усложняла задачу. В такие моменты особенно нужно сохранять неторопливость и трезвость мышления, иначе малейшая нервозность приведёт к неудаче. Освободив мысли, я выдохнула. Первый выстрел - попадание. Второй - тоже. Третий - ещё одно.

Лодка накренилась назад. Распределение веса в одну секунду изменилось по непонятной причине. Я резко дернулась, оборачиваясь, и пуля ушла мимо, изменив траекторию.

- Недостаточно хороша, - лениво растянув слова, произнес ты, и я вновь поймала на себе холод зелёных глаз, от которого уже успела давно отвыкнуть.
- Лучше промахнуться один раз, чем позволить стоять к тебе спиной, - огрызнулась я, сжав рукоять пистолета так, что пальцы побелели. Это не укрылось от тебя, потому что ты не преминул мне заявить:
- Не нервничай так сильно. Ты все равно в меня не выстрелишь. Ты слишком полагаешься на оружие. Чтобы найти в себе решимость уничтожить, - ты коснулся пальцами лба, словно намекая на содержимое головы, - нужно полагаться на себя.
- Я…
- Попытаешься взорвать и этот сон тоже? Здесь нет стен, которые ты бы могла заставить взлететь на воздух, как обычно это делаешь. Тебе некуда бежать.
- Ты не прав. И я больше не желаю тебя слушать, - я выпрямилась. - Пускай ты знаешь меня хорошо, но ты ошибаешься в самом главном. Я всегда полагалась только на себя.

Холодная ясность затопила мой ум. Именно потому, что я была уверена в себе, я точно знала, что в этот раз нужно сделать. Прежде, чем ты успел сказать мне ещё хоть слово, я с силой оттолкнулась от бортов лодки, падая спиной в ледяную черную воду.

Поверхность забурлила над моей головой, и мгновенно промокшая одежда потянула меня вниз.

"Мне не страшно", - подумала я и, вместо того, чтобы попытаться задержать дыхание как можно дольше, сделала глубокий вдох. Вода хлынула мне в лёгкие, и я почувствовала, словно что-то тяжёлое и густое распирает мою грудную клетку. Я открыла глаза. Бурлящая вода кипела изумрудным сиянием, а я опускалась на дно, вдыхая ее вопреки законам физики.

Спустя мгновение я подскочила на своей кровати, хватая ртом воздух. Кошмары стали сниться мне очень редко, но теперь я твёрдо знала, что для того, чтобы родиться в новом дне, иногда в них нужно умереть.

Память о карте снов возвращалась ко мне рваными толчками. Сначала появилось смутное ощущение того, что я уже была здесь когда-то, потом я отчётливо вспомнила лестницу, уходящую куда-то вниз за поворотом, ещё через несколько шагов - свой предыдущий сон и обстоятельства, при которых я в нём оказалась. Места, которых не существует на карте мира, но которые никогда не меняются и не исчезают здесь, во сне. Не то, что можно легко объяснить другому, если тот никогда не сталкивался с подобным прежде.

Я ускорила шаг. Точно, внизу под лестницей таилась пространственная петля, заблудиться в которой вновь мне совершенно не хотелось, несмотря на то, что подсознательно спуск манил меня, словно кто-то ласково звал меня по имени. Вместо этого я повернула направо и оказалась на знакомой шумной улице-галерее, заполненной спешащими людьми. Я двинулась вперёд по ней, на этот раз с жадным интересом вглядываясь в лица проходивших мимо. Внешне они ничем не отличались от тех, что постоянно наблюдаешь в реальном мире, за исключением, пожалуй, того, что на всех них застыло совершенно одинаковое выражение какой-то глупой отстранённости.

- Не подскажете, который час? - шагнула я к первой попавшейся девушке. Та испуганно отшатнулась, словно увидела призрака, и спешно рванула прочь. Я попыталась заговорить ещё с кем-то, но меня ждал такой же результат. Люди совершенно не обращали на меня внимания, пока я не пыталась к ним обратиться, и убегали прочь, стоило лишь мне к кому-то подойти.

"Может, я как-то странно выгляжу?" - мелькнула в моей голове мысль, и я оглянулась по сторонам в поисках стекла или витрины. Отражающих поверхностей поблизости не оказалось. Тогда я сосредоточилась и попыталась создать в руках самое простое зеркало. По воздуху пробежала серебристая рябь, но больше ничего не произошло. Похоже, здешние законы не позволяли мне манипулировать материей. И судя по всему, что-либо объяснять мне тоже никто не торопился.

У меня была лишь я и воспоминания, которые тускнели и умирали вместе с рассветом.

Зеркальщик приезжает в воскресенье.

За окном все ещё лежит снег и дует холодный ветер, а мне кажется, будто бы кто-то прорубил окно в лето. Туда, где мы смотрели с детским восторгом в глазах, как в ночном небе расцветает фейерверк. Где в одиннадцать вечера покупали шаурму и квас в первом попавшемся киоске. Где пили красное вино и разговаривали обо всем на свете.

Жду с нетерпением.

Агрессия. Ярость. Тьма.

О, я слишком хорошо знаю истинную причину этого огня, пожирающего тебя изнутри. И это не желание превратить чьи-то кости в кровавую кашу. Не желание размазать чужие мозги по стенке. Не желание наслаждаться криками боли и видеть тело, распростёртое перед тобой на коленях.

Все гораздо, гораздо проще.

"Я тебя ненавижу", - ядовито сочится голос.
"Пойми мою боль и позволь ей исчезнуть", - шелестит лёгким вздохом душа.