Иногда, когда я просыпаюсь/появляюсь в сети раньше Алхимика и DeadLero, чувствую себя кошкой, которая с утреца топчется по человекам, чтобы разбудить и получить порцию внимания и глажки))

В качестве моральной компенсации за весь ад 2020 принёс мне четырёх людей, которых я очень нежно люблю и обожаю: Макса, Алхимика, DeadLero и Лисёнка. Спасибо за них

Пересмотрели вместе с Алхимиком и DeadLero мой любимый фильм Джармуша - "Only lovers left alive" (Я уже третий раз смотрела). Он всё так же прекрасен и делает душе хорошо.

Я понимаю, откуда у средней такое отношение к деньгам. Сложно просить подарки, когда видишь, как мама работает по двенадцать часов, отчим пропадает за рулём такси, а дома есть ещё и младшая.

При мне всё было немного иначе. От того времени остались неуместные предметы роскоши в двух комнатах коммунальной квартиры с ободранными стенами. Я, старший — первый и последний из нашего микро-поколения, кто успел запомнить, как приятно не думать о деньгах.

Наверное, средняя тоже помнит картинки из прошлого. Но я помню чувство, помню это вольное отношение к ресурсам, помню себя, как человека с деньгами. Я даже думал, что мы богаты, хотя мы были, наверное, крепким средним классом.

Перелом от достатка к краже продуктов из Магнита переживался несколько болезненно. Иномарка разбилась в лобовом столкновении. Плазма всё-таки закончила в ломбарде. Отдельные комнаты превратились в одну общую проходную. Жить лучше, чем моя семья, стало не сложно. Для этого нужно было уйти из дома и поселиться где угодно ещё.

В отличии от средней, мне приглянулось правило "дают — бери, бьют — беги". Правда, меня никогда не били, а когда били — я не побежал. Нас совсем немного тогда потрепали, смешная вышла история.

— Так должно быть?
— Ээ, — я смотрю на завалы над перекрытиями потолка.
На секунду я представил, как крыша рушится. Кто-нибудь из детей оказывается под завалами. Мама не переживёт вторых похорон.

Вот ещё одно искажение, которому меня научила семья. Никогда не знаешь, где и что ёбнет. Разрушенная стена возле дома может простоять ещё двадцать лет. Ну, раз в год прилетит кирпич в окно. Ты привыкаешь и даже начинаешь гордиться своей привычностью. А потом дом сгорает. Проводка старая.

И ты выносишь из этого дома самое лучшее, пытаясь соединить разрозненные обрывки. Что тебе больше хочется оставить — слегка дыхнувшую на тебя улицу и презрение к комфорту или желание просыпаться на выстиранной простынке?

Кто ты на самом деле — дерзкий парень с верхушки низов или интеллектуал, расстраивающийся из-за того, что в ресторане в его суп положили бекон, который он забыл попросить не класть?

Я бы хотел забрать из сгоревшего дома альбомы с фотографиями. Крыша там провисла, как мокрый лист. Было бы очень пошло забраться туда и умереть под завалами — даже на уровне текста.

В комнате горит настольный светильник. Ни музыки, ни телевизора, ни взрослых. Младшая надела корону, платье и сандалики. Средняя включает чайник, а воды в нём на полкружки — типично для подростков. Я беру чай на себя и замечаю, что у меня слегка трясутся руки, и это меня удивляет.

Люди живут хуже. Это понятно. Совсем недавно мы ездили в цыганскую общину. Дома у них из досок и листов фанеры. Детей выгнали из школы. Чужих они видят не часто, поэтому дети останавливаются перед машиной, как вкопанные. Цыганская община ютится на повороте в посёлок под огромным торговым центром. В следующий раз я поеду в этот район, скорее всего, в Икею, и буду знать, что там, за поворотом, живут дети, которые не понимают никаких связей между людьми, кроме родственных.

Кто ты такой? Я тебе скажу: ты человек, который режется о разбитые мечты. Даже не знаю, какой в этом смысл.

В последнее время я много думаю о том, что тело не обмануть. Если ты привык к определённому уровню комфорта — любому, даже такому, который другие посчитают за полный отстой — всё, что выбивается из этого уровня, будет тебя расстраивать. Не надо чувствовать себя виноватым за то, что живёшь лучше других.

Ты будешь жить только лучше и лучше — это неотвратимо, и будешь помогать тем, кто рядом. А если не хочешь помогать, просто обвиняй во всём капиталистов при власти. Во-первых, они действительно виноваты.

Во-вторых, я всё-таки интеллектуал. С этим трудно спорить.

Жизнь всегда такая сложная, чёрт возьми.

Это не грустная история, это не ваши обстоятельства- лишь немного упущенного момента, ведь я ворую чужую жизнь, а не время.

Все начинается с привычки умирать раз за разом. От пустой глубины, от яркого света. Тонуть в липкой воде и крови. И делать вид, что ничего не происходит.
Люди находят разные способы разобраться со своими негативными эмоциями. И зачастую это вредно и не менее опасно. Опасно для других. Для общества. Чему хорошему это может научить? Со мной всегда проще. Моя боль остаётся моей. Мой путь бесконечно долог.

Всегда будут те, кто назовет это недугом, самоуничтожением, болезнью. Не нужно никаких названий. Не нужно имён.
Безразличность к себе — внимательность к окружающим, близким. Не всегда желая принимать их чувства на себя, ощущаю их боль, от того переполненность больше. Это сложно постичь, тому кто не существовал рядом, сложно описать. Запястья стерты и налиты кровью. Никогда не искать легких путей. Амер - Дилл. Прятать это под ребрами, пока тело не разорвет от накопившегося. Помнить о Смерти. Привыкнуть. Чувствовать как по венам течет расплавленная лава, оставляя ожоги по всему телу. Стучат синие пальцы, трещат кости, поёт кожа. И эта музыка гораздо приятнее, когда шепчет Она. Да кто из нас не желал в душе о риске? Мне нечего стеснятся. Может и безрассуден, но свободен.
Разветвления шрамов как карта города, глубокая сеть ожогов -выжженная земля. Не забыть, никогда. И даже, если бы мне предложили новое, безупречное тело, усмехнулся бы в лицо этому глупцу. Это мой путь. Пока я иду, жизни пересекаются, попадаются среди них люди, навсегда остающиеся со мной. Со мной часть каждого, внутри и вне.
А пока, безнадежный, но по своему счастливый дурак, счастливый тем, что может руками успокоить души, и не стыдиться своих чувств. Это так маняще, что не считается мной за противоестественность. Человечество должно больше волноваться о том, что они делают друг с другом.

Знаю, о чем говорю. Знаю, что значит умирать. Знаю свою дорогу.

Мне хочется не думать ночами, но видеть, как ты спишь или она; мне хочется обнимать тебя вечерами, посвящать тебе свои мысли, быть твоим спасителем; мне хочется расчленить тебя и сделать выставку из твоих внутренностей; мне хочется перерезать твоё горло, вскрыть и взглянуть прямо в суть. Раскрыть клетку рёбер, позаимствовав одно сердце.

В каждой плоти есть нечто прекрасное. Нечто тёмное, то, что мне так нравится. Я стёр в кровь все мысли, пытаясь найти путь к твоему разуму. Но разум меркнет в сравнении с внутренним миром. И я бы умер в тебе, пробираясь к глубинам. Ещё одно тело брошенное на растерзание секретам.
Неконтролируемо.
В моих красных глазах ничего. Пустота. И они не мои.
Каждое молчание - как бездонный колодец.
И то, что ты не узнаешь.

Магия — небо в лабиринте квадратов, что является клеткой.
Магия — неисчислимое количество граней. Зеркало в котором отражаются пороки и тайны.
Поверишь ли ты мне, но это все моё. И не потому, что я познал границы, ведь их нельзя познать, а потому лишь, что это моё, как у вас рука, только это внутри. И чем оно тише, тем яростнее.
Магия— изменчивый ветер, неукротимые знания. Глаза и голос. Сон во сне. И если ты доживешь до завтра, я собью ладони в кровь, аплодируя стоя.