Он задал мне вопрос.

Всего один, но этого было достаточно, чтобы потерять самообладание. Словно тысячи расскалённых иголок одновременно вонзились под кожу, а страх ледяной ладонью впился в сердце. В моих глазах отражалась тьма, и я тонула в удушливой чёрной волне.

Но вместо того, чтобы подчиниться слепому инстинкту боли и ярости - сломать, уничтожить, причинить ещё большую боль в ответ, как я делала это всегда с того дня - я позволила себе сдаться. Дотронуться до той части моей души, которая болела сильнее всего.

И тьма распалась.

А я почувствовала то, что едва бы смогла описать словами. Удивительное спокойствие. И хрупкую нить понимания.

Я хотела лишь, чтобы это чувство никогда не исчезало.

Забавно, ведь всё это время выход был у меня прямо перед глазами.

Бескрайние сонмы созвездий, что были
небрежной рукою рассыпаны по ночному небу, как те события бесконечных чужих миров. В них было всё, что происходило, творится сейчас и будет происходить однажды. И если стереть те линии, что начертали смешные люди - стереть Андромеду, созвездие Лиры, Волосы Вероники - и провести вместо них новые - то мы получим совсем иную карту звёздного неба. И то, что казалось таким далёким, окажется вдруг на расстоянии вытянутой руки.

Я знаю: звёзды из разных галактик - по-прежнему части единой Вселенной. Как верно и то, что до любого мира можно дойти, находясь в уголке одного из других.

И я однажды коснусь чьей-то жизни, разбив в изумрудную пыль зеркальную гладь кошмаров. Ведь выход лежит на поверхности.

Осталось лишь проложить маршрут.

Чувствую накопившуюся усталость из-за большого количества работы за последние шесть дней и потока сложных людей, и мне ужасно хочется спать. Собиралась поехать к Солнечной и вырубилась прямо на моменте сборов.

Но в целом, неделя была не такой уж и жуткой благодаря ламповым эфирам Марины и DeadLero, тренировкам и количеству выпитого кофе.

Сегодня позвонила Эл и попросила прочитать ей небольшую лекцию по названиям препаратов. Договорились встретиться в понедельник за ужином. Нужно до этого момента успеть набросать краткий план рассказа.

Я справлюсь.

Мы не способны меняться.

Это ложь.

Я поняла обратное. Почувствовав в мышцах сладкую боль. Окружив себя цветом, который прежде внушал мне страх. Услышав мелодию, что была посреди бесконечной грязи такой прекрасной.

Мир - это холст, на котором я нарисую хронику своего возрождения.

Даже исчезая из чьей-то жизни, я по-прежнему остаюсь наблюдателем. Бесплотной тенью, что уже не коснётся чужой души, но будет незримо приглядывать. Так. На всякий случай. Мало ли что.

Но чего никогда не может ожидать наблюдатель - так это того, что призраки прошлого могут вдруг оказаться ближе, чем мне бы того хотелось.

Я встретила тебя вчера совершенно случайно, блуждая по супермаркету в раздумьях, не купить ли мне несколько авокадо. Ты стоял ко мне в полупрофиль, держа в руках пакет яблок. На несколько сантиметров выше с момента нашей последней встречи, в неизменно чёрной одежде, с тем же самым непроницаемым выражением лица и бледной кожей. Волосы тоже отросли и теперь практически падали на твои плечи тёмным неровным каскадом.

Ты не мог меня видеть.

Пускай на миг, но я ощутила сомнение. Всё ли с тобой хорошо? Что ты здесь делаешь? И мне захотелось тебя окликнуть. Но, едва лишь я сделала шаг навстречу, как меня накрыло сильнейшим чувством смещения. Мир дрогнул, размылся, и сквозь него проступили нечёткие очертания Бездны. Она пульсировала, содрогаясь кроваво-алым.

Не стоит.

Я тотчас же затерялась в толпе, и лишь мои рыжие волосы мелькнули прощальным всполохом.

Бывают дни, когда мне становится очень грустно. И мир вокруг кажется каким-то таким… чужим, что ли.

Со временем я нашла рецепт, как бороться с этим. Я завариваю свой любимый чай с чабрецом и мелиссой, выпиваю целую кружку вприкуску с мёдом, натягиваю до самого носа шерстяное одеяло и отправляюсь бродить по снам.

Вы когда-нибудь бродили по снам? Если да, то вы меня поймёте. Потому что ни одно путешествие не похоже на предыдущее. Каждый раз я открываю для себя что-то новое. Заснеженные горы с полянами эдельвейсов под фиалково-синим небом. Восходы солнца, которые можно потрогать руками. Стеклянный космический звездолёт невиданной величины.

Но есть одно место, куда я всегда возвращаюсь во время моих путешествий. Снова и снова. В ту комнату, на полу которой лежит пушистый ковёр и где уютно потрескивает камин, а книги на полках такие старые, что буквы на корешках давно выцвели и невозможно прочитать названия. Там ждёт меня старый друг, преданно и терпеливо.

- Ну, где ты была сегодня, что видела? - спрашивает он и вертит очки в тонких пальцах. Когда я прихожу, он всегда выдаёт этим жестом радость встречи после долгого ожидания.

А я улыбаюсь, сажусь рядом с креслом на пол, кладу голову ему на колени и начинаю рассказывать. Рассказываю неторопливо, внимательно, стараясь не упустить не единой детали, чтобы друг мог увидеть моими глазами то, что не может видеть сам. Мой друг - немножко волшебник, но заперт в этой комнате, как Рапунцель в своей башне. И к концу моего рассказа творится самое настоящее волшебство. Глаза его сияют, когда он торжественно вручает мне маленький сосуд, прежде чем обнять меня на прощание. Там - мои сны, в которых я побывала. Мой друг - первый после меня, кто видит их, и он придаёт им такую форму, чтобы я могла провести в свои сны других.

И я провожу.

Странствуя по своим снам, становлюсь проводником для других. Показываю людям то, что они никогда не видели и вряд ли увидели, если б не я. Открываю дороги. К эдельвейсам в снегах. К солнечным восходам. К звездолёту из сверкающего стекла. Забираю кошмары и отдаю взамен что-то хорошее. А когда просыпаюсь, мне больше не хочется грустить.

Потому что знаю, что новое странствие уже дышит мне в спину. Потому что знаю, что мой друг ждёт меня.

За пять минут дороги домой с работы стресса схватила столько, что так можно и поседеть.

Там, где есть насилие, не может быть правды.
Там, где нет правды, есть лишь тьма невежества.
Любая тьма со временем приводит к слепоте.
Слепой человек не способен увидеть любовь ни в других, ни в себе.
В мире, в котором нет любви, нет ничего.
Зачем сражаться за ничто?

В стране тем временем пошёл третий день протестов. Ходят слухи о возможном введении военного положения. Доступ в интернет - спасибо селянскому чату - худо-бедно удалось наладить, несмотря на все блокировки.

Мой район превращается в один из эпицентров событий.

Ужасно хочется тишины.

9 августа в моей стране отключили интернет. Вчера я засыпала под вой сигналящих машин, а утром коллеги рассказывали мне, что творилось на улицах города. Сегодня это повторяется снова и, вероятно, продлится не один день.
***
Когда в 2017 году мама первый раз лежала в больнице с пневмонией, я принесла ей вместе с печеньем и фруктами "1984" Оруэлла - книгу, которую я очень любила и всё ещё считаю одной из своих любимых книг теперь.

"1984" маме не понравилась.

- Такого никогда не будет, - сказала она тогда мне.

- Это уже есть, - возразила ей я. - Настанет день, когда ты поймёшь. И, чем раньше снимешь розовые очки, тем лучше.

- Посмотрим, - я знаю, её практически невозможно переубедить.

Но сегодня на календаре 2020, и Оруэлл стряхивает с книжной полки пыль.

То, что он видел во сне, я вижу сейчас наяву.

"Час Быка, два часа ночи. Так называли в древности наиболее томительное для человека время незадолго до рассвета, когда властвуют демоны зла и смерти. Монголы Центральной Азии определяли так: час Быка кончается, когда лошади укладываются перед утром на землю".

Я дочитала вторую книгу, которую посоветовал мне Огненный. И если "Туманность Андромеды" напомнила мне "Солярис" Станислава Лема, то эта часть трилогии нарисовала в моих мыслях совершенно иной образ. Я увидела человека, стоящего в лучах рассвета на пороге нового дня - человека, смотрящего на то, как восходит солнце, с уверенностью и спокойствием, сжимающего в руках прекрасное будущее. Но в то же время взгляд его обращён и назад, в тёмную ночь, туда, где остался его же собственный образ - растерянный и испуганный, терзаемый яростью и чернотой инферно. И человек смотрит на себя прошлого без отвращения, без сожаления, не осуждая себя ни за что, но с теплом и любовью того солнца, что сияет над ним, - и протягивает руку.

Эмоций во мне так много, что они выплёскиваются через край, как суп, норовящий сбежать из кастрюли. Я чувствую себя маленьким ребенком, который боится протянуть руку к плите, чтобы выключить его, и в то же время боится позвать кого-то, чтобы ему помогли.

Как будто его отругают за это.

Мне нужно заговорить, но я предпочту замолчать. Чужая среди своих - снова и снова.

Мне нужна тишина и твоя книга, что связывает меня с миром.

Не приходи ко мне, не зная, чего ты хочешь.

Я - пыточница в алой мантии, твой инквизитор с объятьями старого друга.

Но ты приходишь, не зная, как я ненавижу пытки. Когда ты плачешь, твои слёзы на алой ткани делают её похожей на кровь. Все раны, что я тебе нанесла, были неслучайны.

"Ты - ничтожество, ты - слабак, ты - никто", - шепчу тебе я прямо в сердце, потому что лишь боль, причинённая мной, не позволит тебе угаснуть.

"Обещай мне".

"Я не могу".

"Обещай, потому что за этим ты и пришёл".

Ты молчишь, проклиная тот миг, когда смог довериться мне. Потому что когда-то рыжеволосая пыточница сказала, что жестокость - это лишь иная форма любви.

А по отношению к тебе она всегда была слишком жестокой.

Купила себе новую пижамку: футболку с мерцающим космическим принтом и шорты с нарисованными планетами и звёздочками. Шлёпаю босыми ногами по коридору с кружкой чая и бутером в руке.
- Ты где эти семейники выкопала? - давится от смеха мама.
- Это не семейники. Это шорты!
-…
Захожу с козырного аргумента:
- Ты когда-нибудь видела парня в космических трусах? Вот и я нет!- и удаляюсь в свою комнату, довольная собой.