Ночь выдалась отвратительной. Отключившись прямо в одежде в восемь вечера, я проснулась около половины первого и не могла сомкнуть глаз до четырёх, с переменным успехом то задыхаясь от адреналиновых выбросов в кровь, то ровно успокаиваясь под монотонный счёт вдохов и выдохов. Провалиться в глубокий сон мне так и не удалось, и, даже когда смогла уснуть, всё равно просыпалась от малейшего шороха.

С утра, собрав остатки здравого смысла в кучу, написала В., что мы не сможем увидеться, потому что моё состояние окончательно пробило дно и любые мысли о взаимодействии с людьми вызывают у меня панику и отторжение. Он отреагировал на это достаточно спокойно и ответил, что я могу беспокоить его в любое время дня и ночи, если мне что-нибудь понадобится.

Что же, по крайней мере, я научилась не терпеть до последнего, а предупреждать о том, что меня лучше оставить в покое и не трогать какое-то время. Сейчас мне легко взаимодействовать лишь с Зеркальщиком, Солнечной и апокалиптической семьёй. Это придаёт сил посреди хаоса во тьме.

У меня много целей, но нет желаний.
Я чувствую равнодушие к тому, чтобы что-либо осознавать, с кем-либо говорить, произносить чьё-то имя.

Но, когда я снова остаюсь на ночь у Солнечной посреди всей этой чертовщины - в квартире, где без сквозняков открываются двери, падают с полок предметы и гаснет свет - и сквозь сон понимаю, что её рука гладит меня по волосам, мне становится легче.

Значительно легче.

Может быть, я навсегда отдаляюсь от дома.
Может быть, я, наконец, возвращаюсь домой.

Где в центре бури живёт спокойствие. Где в центре бури спряталась я.

Я носила зелёный цвет. Разбивала в осколки сны. Обрезала волосы.

Я спасала людей. Становилась пылающим факелом, верным плечом и опорой. Рыжим богом в хохочущем смертном теле. Много плакала и так же много смеялась. И никогда раньше не чувствовала себя такой всемогущей, как сейчас.

Отпускала лжецов, чьи слова были легче, чем перья у синих крыльев. И находила новых друзей. Птичку Грифона. Алёну. И DeadLero.

Привыкала к новым отношениям и тёплой заботе. Училась любить и чувствовать заново.

Таким был 2020. Забравший пустое. Принёсший хорошее тысячекратно. Возможно, для многих всё было наоборот. И кто-то молился, чтобы он поскорее ушёл.

А я хотела бы, чтобы он ещё задержался. Подольше. Хотя бы ещё на чуть-чуть. На мгновение.

Но время идёт. И я готова двигаться дальше.

И я бы рассмеялась от этой иронии.
Я создала так много.
Я создала так мало.

Я создала самого прекрасного монстра на свете. Монстра с двухцветной душой и со спящим сердцем. Знаешь ли ты, что будет, если оно проснётся?

Под моими ногами тьма, и я смотрю, как луч света пронизывает её насквозь. Я знаю. Но ты не поймёшь.

Ведь ты забрал всё, даже эти слова. А я не найду в себе сил, чтобы нарушить молчание.

Но зеркало отражает свет.

И свет всё так же блуждает сквозь бесконечную тьму. А я просыпаюсь во сне.
Хочу ли я выйти?
Я вижу горящий закат. Огонь обжигает. До самых лёгких. До горечи.
И красный цвет побеждает.
Таков час расплаты.

Разрушь тишину. Разрушь тишину.
Разрушь тишину.

Во мне.

Мои пальцы коснулись отполированного красного дерева. На ощупь оно было тёплым, и я вздрогнула. Это было странное ощущение, ускользающий момент, в котором не было ничего более правильного - сидеть на полу комнаты, где на стене синекрылые птицы улетали в алый закат, и ощущать на коленях приятную тяжесть электрогитары.
- Ты держишь её так, как если бы собиралась играть левой рукой.
- Именно поэтому я никогда не научусь, - я нежно коснулась струн, провела по ним, и в воздухе зазвенел мелодичный звук. Я замерла. Словно я уже играла на ней когда-то. Но я не умела и не могла. В моих руках это был хоть прекрасный, но бесполезный инструмент.
- Сыграй лучше ты. А я посмотрю.
- Хорошо.

Ты замечаешь это не сразу.

Быть может, сначала и вовсе не замечаешь. Это уже потом, наблюдая за шорохами теней, что кидаются врассыпную по тёмным углам при виде тебя, начинаешь что-то подозревать. Что есть в тебе что-то такое, что заставляет их бояться. Непонятное. Пугающее. Странное.

И ты боишься сам. Стараешься быть осторожным. Оглядываться по сторонам, когда остаёшься один. На всякий случай. Мало ли что. Вдруг.

И совсем упускаешь момент, когда это начинает работать в обратную сторону. Чужие взгляды становятся пристальней, мир вокруг - всё более непонятным, чудеса - реалистичными.

И люди слетаются на твой свет, словно бабочки на огонь. Словно ты - единственный источник тепла в этой Вселенной. Потому что там, где ты - всё иначе. Не так. Не по правилам.

И пугающе завораживает.

Сколько жизней ты изменил? Скольких спас? Скольких сбросил в Бездну? Ты забыл, сбился со счёта, устал считать. Просто знаешь то, что словами не объяснить.

И другие тоже. Не знают, но чувствуют. И продолжают лететь к тебе. Биться о раскалённое стекло хрупкими, как хрусталь, крыльями. Обжигаться и падать, приносить тебе в жертву свои реальности, чтобы ты подарил им другие.

И ты не желаешь, но продолжаешь творить то, для чего был однажды создан. В конце концов, ты не один проходил через это. Есть и другие. Были. Будут.

И ты закрываешь глаза, чтобы сделать последний шаг, потому что ведь есть и другие миры, кроме этого.

- Сколько ключей ты собрал? - спросила я у него, когда дверь комнаты захлопнулась, отсекая нас от других игроков.
- А ты? - ответил он вопросом на вопрос.
- Три, - осторожно сказала я. Об уничтоженной четвёртой записке - той, что ниточкой вела ко мне - я, разумеется, упоминать не стала.
Он смерил меня долгим взглядом.
- Ну разумеется. Ты всегда любила загадки.
И замолчал.
- Так сколько ключей?
- Ни одного, - осклабился он и скрестил на груди руки. Намеренно. Так, чтобы даже в полумраке я видела ещё не застывшую на запястьях кровь.
- Ты собирал не ключи, а жертвы! - рассерженно прошипела я. - Хоть это и не было запрещено правилами, ты уклонился от них, предпочитая убить игрока, нежели отобрать у него часть загадки! Ты понимаешь, что ты творишь?
- Настоящая игра начнётся тогда, когда мы останемся наедине. Если кто-то не понимает, что поворачиваясь спиной к двери, он сам расписывается в своей бездарности… Что же, разгадывать с тобой загадки мы начнём быстрее.
- Ты сумасшедший. Никто не должен нарушать правила таким грязным образом.
- А я не нарушаю. Я создаю свои. В моих в игре участвует лишь два игрока.
Я посмотрела на его торжествующее лицо.
- Тогда я тоже создам свои.

Воздух подёрнулся слабой зеленоватой дымкой.
- Что ты?..
Его слова утонули во взрыве изумрудных осколков.

- Я работаю в эту субботу.
- Тогда я принесу тебе поесть, ты, наверное, будешь уставшей за неделю. Что тебе приготовить?

До сих пор ловлю себя на мысли, что мне очень тяжело даётся принимать заботу в свой адрес. Отпустить привычку держать всё под железным контролем и позволить себе расслабиться. Ведь это же я, я и только я должна обнимать ту хрупкую девочку с синими крыльями, чтобы у неё хватило сил светить для других.

К зиме ночи становятся всё темнее и тише, холод ложится на землю рваным покрывалом, а я всё чаще жгу вечерами свечи. Не потому, что боюсь замёрзнуть - рождённая на исходе зимы, я помню, что снег был одной из первых вещей, которые я увидела. Но потому, что в тёмное полугодие всё невидимое становится чуть осязаемее и крепче, и я могу поделиться тем, что не выразить никогда словами.

Смотреть на огонь, на чарующую теплоту, утекающую между пальцами, завороженно ждать и касаться той пустоты, что вот-вот сорвётся со вздохом и ускользнёт, чтобы стать уже частью чужой души. Как тот дым, что рассеется, когда перестанет тлеть фитиль. Как тот свет, что твоё понимание однажды зажгло во мне.

Как момент того сладко-горького узнавания: мы шли с тобой бок о бок миллиарды лет и не остановимся, пока пепел разрушенного мира не поглотит остатки эха от наших шагов.

Пока не догорят все свечи, а я не перестану любить тебя той вечной любовью, которую не выбирала.

Сон зациклился. К тому моменту, как один и тот же кусочек стал повторяться в третий раз, словно кто-то поставил кассету на бесконечную перемотку, я уже полностью осознавала своё присутствие во сне.
"Остановись! Надоело!" - фыркнула я, стараясь освободиться от залипшего фрагмента. Пространство вокруг меня ехидно моргнуло светом, и сон начал транслироваться в четвёртый раз. Я ощутила злость.
"Ладно. Не хочешь по-хорошему - значит, будет как всегда". Я сосредоточилась, вспоминая то ощущение из своих кошмаров. Пространство наэлектризовалось и стало становиться зеркальным, и я с силой ударила по нему костяшками пальцев. Боли не было. По ушам ударил знакомый звук разбивающегося стекла, и мне на плечи посыпался знакомый град изумрудных осколков, под которым не было ничего.

- Вообще, я гирлянду хотела купить, а то в моей много лампочек перегорело, - поделилась я с В. итогами похода в псевдоикеевский магазин. - В итоге у меня есть фонарик и свечи, но по-прежнему нет гирлянды.

Он ответил спустя пару минут:
- Я недавно как раз купил две - белую и ещё одну, довольно необычного цвета. Первую я повесил на стену, а вот второй применения не нашёл. Этот цвет… Он совершенно не мой, но когда ты сказала, что у тебя нет гирлянды, я сразу подумал, что он очень подойдёт тебе. Давай покажу.
- Да, давай.

Когда я открыла фотографию, лампочки на ней сияли тем же самым цветом, что и я в своих снах.

Нет ничего правильней, чем ощущение, которое ты испытываешь, когда что-то закручивает вокруг тебя спираль неслучайных совпадений. Равно как и нет ничего более завораживающего, чем осознание того, что ты и есть источник этой силы.

Тот, кто хоть однажды испытал нечто подобное, поймёт меня.

Чужие эмоции давят на меня, как давит холодная толща воды на тело аквалангиста, спустившегося слишком глубоко под воду. И всё, что мне остаётся - это нарочито медленно подниматься на поверхность, молясь, чтобы азот внутри меня не закипел прозрачными пузырями.

А мне - лишь темнота.
Я - камень в рукояти твоего клинка.