Когда мне было примерно четырнадцать, я читала Оруэлла и Хаксли. И я увидела, каким может стать мир, если лишить его человечности и любви.

Когда я стала примерно на десять лет старше, я читала Ефремова. И я увидела, каким может стать мир, если отдать ему немного человечности и любви.

Между первым и вторым сценарием практически нет значительной разницы: одна и та же планета, технология, люди - но есть тот выбор, который каждое мгновение мы делаем в моменте. Ударить или ласково провести рукой. Обнять или оттолкнуть. Вызвать на лице другого улыбку или довести до слёз.

Я знаю, что я никогда не хотела бы принимать решения за других. Я знаю, что я никогда бы не стала.

У каждой души есть право свободы выбора. И между любовью и ненавистью я выберу любовь.

В последнее время я чувствую себя намного лучше благодаря тому, что заменила социальную активность по вечерам (то, что нужно другим, но не мне) на регулярное рисование (то, что нужно мне, но не другим).

Удивительно, но как только я стала чувствовать себя менее тревожно и более расслабленно, на меня тут же посыпались небольшие, но неприятные проблемы со здоровьем - очевидно, таким образом тело решило намекнуть на то, что ему надоело тащить всё на себе и оно тоже хочет отдыхать.

Что ж. Значит, пришло время тайм-аута.

Когда чужих эмоций вокруг меня становится слишком много, единственное желание, которое остаётся во мне, - это желание тишины. И я подолгу ищу её, но не нахожу: загадывая желание в новогоднюю ночь, лёжа с закрытыми глазами в медленно остывающей ванне, сидя утром на полу в ещё запертой аптеке, выплёскивая краски на картину, которую рисую, путешествуя по сновидениям, погружаясь в Бездну.

Слишком громко. Везде слишком громко. Все дороги запятнаны отпечатками чужих душ.

Находит она меня совершенно неожиданно: я смотрю на чёрно-белый лес сквозь резкое стёклышко прицела, а указательный палец плавно давит на спусковой крючок. Я целюсь в мишень и чувствую, как напряжение вытекает из моей головы вместе с чувствами, о которых я не просила. Остаётся лишь холодный расчёт. Почувствовать щекой дуновение ветра. Прикинуть поправку на полмила вправо. Выстрелить.

Эхо затихает очень быстро. Моё дыхание вырывается изо рта облачком морозного белого пара. Я не слышу даже его до того, пока не раздастся щелчок перезарядки.

Долгожданное мгновение тишины.

И это мгновение принадлежит лишь мне.

В мире, где ты живёшь, ценность твоего тела уже давно рассчитана, статистика подведена, дневник будущего написан.

И Икеа сдаст тебе квартиру в десять квадратов за 99 йен, и 3D-принтер напечатает тебе бургер на ужин, и смартфон напомнит тебе, какой углеродный след ты оставил - не думай ни о чём сегодня, надевай маску и входи в свой аватар в метавселенной. А если боишься умереть - что ж, не бойся, по QR-коду всё равно опознают.

До этого дня всё то время, что мы знакомы с Зеркальщиком, я пыталась скрыть от его глаз ту часть своей души, что отвергала этот мир, предпочитая существование в другом. Мне казалось, расскажи я ему о том, как звучит Сердце Бездны, о том, как множество совпадений сходятся в одну пространственно-временную линию, вызывая в груди ни с чем не сравнимое чувство, о своих путешествиях во снах - и он сочтёт меня сумасшедшей, после чего нашей дружбе медленно, но верно придёт конец. Этот страх - страх оказаться непонятой - преследовал меня сквозь всю мою жизнь, настигая меня в разных местах и с разными людьми, даже когда для реальных опасений не было причин.

Сегодня он пришёл ко мне сам.
"Мне приснился кошмар, Алхимик. И я боюсь, что он может стать реальностью".

Мы никогда не говорили с Зеркальщиком на тему снов. Даже тогда, когда он держал мои руки, когда я пыталась придушить себя во сне, не в силах проснуться. Он знал, что мне снились кошмары, но не знал ничего кроме.

"Знаешь, мне ещё бабушка говорила: не хочешь, чтобы сон сбылся - умойся ледяной водой и прикажи ему раствориться".

"Не ожидал услышать от тебя подобное. Думал, ты не веришь в сны".

"Я просто никогда с тобой об этом не говорила".

А потом я заговорила - то ли потому, что не услышала осуждения в его реакции, то ли по другой причине - и мы проговорили, кажется, целую вечность о том, что прежде было скрыто друг от друга.

Раньше я множество раз задавалась вопросом, почему то ощущение необходимости присутствия в том месте и времени привело к тому, к чему привело - теперь мне кажется, что я понимаю.

Мне нужно было заставить Зеркальщика захотеть жить - для того, чтобы я сама захотела понять, что для того, чтобы наступить на горло своим страхам, нужно просто-напросто им сдаться.

В треугольнике Карпмана я не то чтобы склонность к одной из граней - я жирнющий, нарисованный красным маркером крест на вершине, символизирующей спасателя. Хренов эгоист, протягивающий руки помощи и костыли поддержки с целью оправдать своё поведение эмоционального хлебушка.

И тут вдруг меня приложило и до меня дошло, что за это вообще не нужно оправдываться. Отменила на завтра неудобную для себя встречу и позволила себе проигнорировать тяжеловесные для себя сообщения в мессенджерах.

Сижу. Перевариваю.

Мысли в моей голове перекатываются, словно шарики пенопласта в сухом бассейне - я отмахиваюсь от этого шевеления, как от надоедливой мухи. Это можно было бы назвать желанием поговорить с кем-то - поговорить нормально, содрав с себя ярлыки вежливости, бесед в стиле five o'clock tea и моральных приличий - но попытка транслировать себя в слова вызывает раздражение, ещё не успев начаться.

Как тот чёртов сквиб, который сидел с волшебной палочкой в руке и Омутом Памяти напротив, но решительно не знал, что со всем этим делать.

Мой крик больше никогда не раздастся здесь, эхом отражаясь от стен. Твой вкрадчивый шёпот - музыка моих кошмарных снов - давно затих, оставив мне пахнущую пылью тишину.

Заходили ли вы когда-нибудь в только что покинутый дом, владелец которого бросил его несколько минут назад, - дом, в котором всё сверкает холодной, стерильной чистотой, но всё ещё пахнет кофе и стиральным порошком и кот с жалобным мяуканьем выпрыгивает из-за угла, вопросительно глядя на непрошеного гостя?

Переступали ли когда-либо порог комнаты, где минуту назад было совершено убийство, вдыхая щекочущий ноздри железный запах, касаясь рукой ещё тёплого тела, некогда бывшего человеком?

Это чувство исчезающего по крупицам эфемерного присутствия всё ещё преследует меня. Следы, которых я больше не могу видеть, но всё ещё могу прочитать. Зелёный цвет кричит, кричит об этом, расстилаясь под ногами бархатной тяжестью, обнимая стены своей темнотой.

Я блуждаю в лабиринте своих забытых снов, возвращаюсь в одно из тех мест, существующих не в реальности, но в моей памяти. Я давно ничего не боюсь, и теперь здесь так тихо. Здесь слишком тихо. Ничто не тревожит покой. И это меня…

Опустошает?

Было ещё темно, когда меня разбудил звук уведомления на телефоне. Я посмотрела на экран, стряхивая с себя остатки сновидений и усталости, - у Зеркальщика поднялась температура выше 39. В его случае корона оказалась крайне неприятной вещью.
Он пытался сбить жар, и я сидела с ним, пока паузы между сообщениями не начали становиться всё длиннее и он не уснул.

Сама я уснуть уже не смогла и заварила кофе, и долго сидела в тишине, завернувшись в одеяло и глядя на свой тёмный двор из окна.

На мгновение я увидела себя со стороны, прежде чем осознать происходящее.

Теперь мне было лет десять на вид - но несмотря на то, что этот сон изменил мой возраст, рыжие волосы, заплетённые в косички, по-прежнему ярко пылали на солнце.

Мы стояли в огромном парке развлечений, и я восторженно смотрела на американские горки поистине гигантских размеров.

Ты посмотрел на меня, хитро прищурившись, и кивнул в их сторону.

- Хочешь прокатиться, как в детстве? Я же обещал тебе когда-то.

- Хочу, но моё детство давно прошло, - из уст десятилетнего ребёнка, наверное, это звучало странно - но что такое возраст тела, в котором ты находишься во сне, если ты помнишь, сколько лет тебе на самом деле.

- Почему же?

- Потому что, хоть здесь мы и ровесники, но когда я проснусь, то мне будет двадцать четыре, а тебе - восемьдесят пять.

- Тебе кто-нибудь говорил о том, что время - чертовски нелинейная штука? Есть места, где времени и вовсе не существует. Вот как здесь. Ну так хочешь или нет? У нас совсем не осталось его там, а здесь - целая вечность. А обещания нужно исполнять.

- Хочу, - решительно кивнула я и протянула тебе свою детскую руку.

Когда мы заняли свои места и поезд начал разгоняться в полной темноте, я подумала о том, что мне, скорее всего, не понравится. Я всё ещё помнила, как в моём реальном мире при малейшем напряжении у меня из носа текла кровь, а глаза слезились при резкой смене тьмы на свет. Я инстинктивно зажмурилась и вцепилась в стальные поручни.

- Не бойся, - услышала я ободряющий голос. - Пространство - тоже нелинейная штука, а физика - не так очевидна, каковой кажется.

И я послушалась, ощутив, как моё тело сжимается от ощущения невесомости и свободного полёта.

Солнца над моей головой больше не существовало. Никакого парка и металлических конструкций - тоже. Если на то пошло, пространства тоже не существовало как такового - мы летели с чудовищной скоростью по невидимой дороге, связывавшей миры, и я видела, как рождались и гасли их звёзды.

Раньше, собираясь ночевать за пределами дома, я кидала в сумку паспорт, красную помаду и шипучий аспирин.

Теперь - омегу, витамины и рабочие ключи.

Это ли не старость?

Не мне решать, чьё сердце не перевесит перо Маат. Не мне класть его на весы и щуриться сквозь шакалью маску. Тьма человеческой души сокрыта от меня, как и вся глубина чужого отчаяния.

Но я упряма, и из синих крыльев Алхимика иногда тоже выпадает перо, повинуясь не скорости времени, но желанию. И опускается на противоположную чашу, меняя баланс.

Я изменила его однажды, смогу изменить ещё и ещё. Таков мой дар.

Пока не время тебе отправляться в ад.

Как там было в "Солярисе"?
"В мозгу нет никаких слов, чувств; воспоминания - это образ..."

Когда мозг выжигает нейронные связи, уничтожая, не оставляя ничего взамен, что остаётся от личности человека? Продукты распада молекул белка? Затухающие колебания электромагнитных волн?

Рациональность биохимии оставляет не так много вариантов. И все они - неправильные. В пределах нашего понимания, но что-то ещё остаётся за гранью. Что-то, что мы упускаем.

Я сижу на корточках напротив человека, который даже не помнит моего лица. Человека, который ходил со мной в походы, рассказывал, как устроены поезда, и покупал мне мороженое в парке и леденцы на палочке. Человека, чья память стёрлась меньше чем за пару лет.

"Кто ты?" - спрашивает он и протягивает мне руку, а по щекам его катятся слёзы.

В мозгу нет никаких слов, чувств; воспоминание - это образ; человек - сложная смесь высокомолекулярных соединений, воды и электрических импульсов, в которой есть что-то ещё.

Душа?