- На моём месте ты бы поступила точно так же.
- На твоём месте я бы уже давно признала, что в этом мире не существует чудес. Хочешь чуда - создай его сам. Я сражалась со своими кошмарами три года, прежде чем победить.
- Три года?! Да ни один нормальный человек не сможет так жить каждый день.
- Ты хочешь сказать, что я ненормальная? Ведь я же как-то смогла.
- Ты нормальная. Но я - не ты.
- Мгновение назад ты утверждал обратное. Кстати, знаешь, чем отличается человек от животного?
- Причем тут это?
- И животное, и человек могут чувствовать боль. Но животное сделает все, чтобы от нее избавиться, а человек извлечёт из неё пользу, прежде чем устранить. Ты не животное. По крайней мере, я верю в это.

- Чего ты хочешь?
- Я не отвечу.
- В тот раз ведь ответила, - раздался насмешливый голос.
- Тогда ты прекрасно знаешь, что я солгала, - спокойно ответила я, взглянув на того, кто появился мгновением раньше в кресле вместо моего собеседника. Алый Лорд смотрел на меня исподлобья, сверкая пронзительно яркой синевой глаз из-под отросших чёрных волос. - Хотя даже эта ложь оказалась не столь далёкой от истины.
- Так понравилось стоять на коленях, Алхимик? - ухмылка Жестокого стала шире.
- Так понравилось осознавать, что играешь по собственным правилам, когда стоящий рядом был свято уверен, что эти правила он выдумал сам. И если кто-то не смог это понять, то незачем повторять это дважды. Слова не должны сотрясать воздух.
- Свобода и власть сквозь призму тонких манипуляций?
- Лишь ступень на пути к достижению истинной цели. Моё единственное желание - не иметь никаких желаний.
- Противоречит твоей сути.
- Ты знаешь, что нет.
Алый Лорд мгновение оставался безмолвным, кончиками пальцев проведя по той части лица, которую когда-то скрывала расколотая маска.
- К своей ненависти, и правда нет.

Говорить с Зеркальщиком до поздней ночи в последнее время входит в привычку. Мы слишком похожи друг на друга, и эта схожесть на корню обрезает ростки моей паранойи. У нас на двоих достаточно общих тайн, которые могут стать оружием друг против друга - и это лишает меня всякой необходимости использовать маски.

Я могу быть просто собой, не ощущая за это вину. Я могу говорить, осознавая, что слова сохранят свой смысл в голове адресата. Я могу отпустить контроль за своими эмоциями и хотя бы какое-то время наслаждаться этой свободой. Близкие мне люди так или иначе влияют на мои сны - Зеркальщик забирает их все, и плохие, и хорошие - почти королевский подарок после долгих ночей бессонницы и кошмаров.

А ещё он пинком выбрасывает меня из зоны комфорта - иначе как объяснить тот факт, что я, интроверт, ненавидящая свои дни рождения, вдруг решаюсь устроить внезапную вечеринку в Минске.

Удивительно, но наша дружба - это именно та часть ка-тета, которой мне не хватало.

Я не хочу быть эмпатом.

Запутаться в чувствах и мыслях, которые принадлежат не тебе. Смотреться в зеркало, видя в нём чьё-то лицо, но не узнавать отражение.

Я не хочу.
Не хочу.
Не хочу.

Я чувствую себя тем последним выжившим из того отвратительного рассказа.

У меня нет рта, но я хочу кричать.

Коллега сменила рингтон.
Разгар рабочего дня. Звонок. Телефон надрывается хриплым мужским воплем.
Другая коллега:
- Это что у тебя, Олег Газманов?
- Это Тилль Линдеманн, блять.

Всё, что нужно знать об атмосфере на моей работе.

Всё идёт не по плану. Всё вообще идёт не по плану.

Неизменной осталась лишь цель. Но тот факт, что дорога рассыпалась под моими ногами, заставляет меня иронично смеяться. Потому что так я лишилась последнего шанса попасться в ловушку сомнений и сожаления.

И теперь, когда настанет время уйти, я смогу это сделать без чувства вины. Потому что сияние не погаснет в этих глазах. А я обещала больше не приносить себя в жертву.

Меняться не ради того, чтобы чей-то путь оставался гладким. Меняться из-за того, что изменился мой собственный путь.

Если бы Солнце было чуть ближе к Земле, то рассвет означал не начало жизни, а её завершение. Однако что, если бы нашёлся кто-то, кто толкнул их навстречу друг другу - Землю к Солнцу, а Солнце к Земле?

- Ты любишь сказки?
- Смотря какие.

Последующие два часа мы смотрим мультик в лучших традициях Диснея, и все это время я молчу, пока на экране зло сражается с добром. Добро предсказуемо побеждает.

- Понравилось?
Я улыбаюсь.

Вернувшись домой, я смотрю настоящую сказку. Где за красивой картинкой скрывается полный опасности мир. Где для того, чтобы достичь своей цели, необходимо платить жестокую цену. Таков мир взрослых.

Я засыпаю без снов. Я так и не ответила, какие сказки я всё-таки люблю. Но расскажи я тебе свою, интересно, какие сны бы потом тебе снились?

В феврале кроет так, что даже стоять на ногах тяжело. Я не люблю февраль, во всяком случае, первую половину - последняя перестройка до дня рождения самая жёсткая. Во мне сейчас много внутренней силы - но силы неправильной, искажённой, желающей подвергать искажению оказавшихся рядом, случайно или намеренно.

Привычно проваливаясь по щиколотку в хрустящий снег, я снова смотрю на мир сквозь оптический прицел. Замёрзшие полупрозрачные иглы, кружась, падают мне на плечи. Я заставляю себя очистить разум, пока в голове не останется лишь белый шум - и только затем стреляю, сосредоточившись на мишенях. Я не промахиваюсь ни разу - осколки льда падают, разлетаются, словно стёкла в кошмарном сне, а я все не чувствую никакого азарта, только необходимость стрелять, поражая цель.

Мои ладони краснеют, затем белеют, синеют, и я не чувствую кончиков пальцев, но точность не падает, ведь руки - это не более, чем инструмент. Твой меткий выстрел - это рассчёт и сражение прежде всего в твоей голове.

Я думаю об этом, когда еду домой и уже сидя в тепле, смазываю кремом обмороженную кожу. Я не испытываю к себе никакой жалости.

До дня рождения остается лишь двадцать дней.

Проспала двенадцать часов. По сравнению с Зеркальщиком, проспавшим около шести, чувствую себя разбитым овощем.

Испытываю странные ощущения. Как будто глаза открыла, но пошел тринадцатый час сна.

Дописала пост про имена, и в ту же секунду в доме вырубили свет. Забавное совпадение.

Я не люблю имена. Они давно перестали быть тем, чем задумывались изначально, и больше не отражают сущности своего носителя.

Но я полюбила свое. Не говоря ничего обо мне, оно стало зеркалом личностей тех, кто его произносит. Как будто ты смотришься в темный омут и видишь ту рябь, что бежит по воде: печаль и любовь, силу и страх, желание жить и отчаяние.

Я слышала сладкий яд, разъедающий изнутри, ощущала волнение и надежду, сталкивалась с непроницаемой тьмой и сияющим светом. А недавно услышала резонанс, от которого мурашки по коже от осознания силы, стоящей за человеком.

Вот почему я стараюсь не произносить имена. Произнося их вслух, я разделяю с кем-то другим себя.

Когда мне было семнадцать, я писала здесь истории. Много историй. Тогда мне казалось, что мир - это изменяющаяся субстанция, не подверженная никаким законам. А я - Наблюдатель, бесстрастно фиксирующий факты.

Но вот мне почти двадцать три, и все истории хранятся в моей голове, не касаясь бумаги. А я все чаще предпочитаю молчать - теперь я сама становлюсь историей.

Мне нравится говорить с людьми и видеть, как в их глазах загорается свет и желание жить. Мне нравится проноситься сквозь их жизни подобно летящему поезду и становиться ветром, уносящим с собой заблуждения и страхи. Мне нравится исчезать, но исчезать с гордостью, зная, что мое появление не было случайностью.

Теперь я слушаю чужие истории, касаюсь их и становлюсь их частью. И к черту ту, что звучала про философский камень - Алхимик, его открывший, не рассказал о том, где его нужно искать.

Потому что их ровно столько же, сколько вас вокруг. Превратить что угодно в золото, превратить что угодно в пыль. Верить в то, что мир изменится, или изменить его под себя.