Я сижу на кухне Эл и пью зеленый китайский чай с куском шоколадно-вишневого пирога. Эл рассказывает много интересного, но я погружена в свои мысли и ловлю нить разговора лишь через слово.

Как будто кто-то щелкает в голове маленьким тумблером. Один-ноль. Ноль-один.

Вокруг меня слишком много людей, информации, лишних эмоций. Но испытание временем пройдено лишь немногими.

В то время, когда я нуждаюсь в поддержке, крысы бегут с корабля. Пришла пора от них избавляться, Женя. Ты и так слишком долго ждала. Хватит. Сражайся уже, как привыкла. Без страха. Одна.

Катарсис и очищение. Блики тёмного света на антоцианово-синих крыльях.

Для того, чтобы рисовать портреты людей, не нужно быть художником. И, по хорошему, не нужны ни кисти, ни краски, ни чистый холст. Достаточно спектра собственных ощущений.
***
Портрет первый - "Фильмы, которые я смотрю перед сном".

У меня достаточно времени на сон и много времени по вечерам. Будильник стоит на девять утра, как обычно. А в девять вечера я выбираю фильм, чтобы посмотреть его перед сном.

Придирчиво подбираю по жанру. Читаю сюжетный костяк. Изучаю отзывы. Пока, наконец, определяюсь с выбором, почти двенадцать. Включаю. Спустя полчаса окончательно забиваю на происходящее на экране, но заставляю себя досмотреть до финала под бесконечные паузы на кофе.

Свет в моей комнате гаснет в четыре утра. Заснуть удается лишь в пять. От яркого света в окно я просыпаюсь в семь тридцать.

Наверное, в следующий раз я постараюсь лечь спать. Просто лечь спать, без всяких фильмов. И выспаться наконец-то.

Ты - этот фильм, который я смотрю вопреки тому, чтобы выспаться, хотя даже не помню сюжета.
***
Портрет второй - "Язык, на котором я говорю".

Я стою в магазине в чужой стране в очереди на кассу, руки сжимают корзинку продуктов. Очередь движется медленно, катастрофически медленно. Не понимаю ни слова из тех, которыми обмениваются люди вокруг. Кондиционер не работает, капли пота стекают по лбу. Словно в адском котле.

Передо мной остаётся три человека. Я вспоминаю, что забыла про самое элементарное - купить булку хлеба. "Твою ж налево, ну как можно быть настолько тупой?" - ругаюсь я, не заметив, что делаю это вслух.

"Бегите быстро, я вас пропущу", - неожиданно раздается за спиной.

Ты - это слово, которое значит больше, чем просто набор звуков и букв. Даже если я ненавижу слова.

Когда-то девятнадцать было моим любимым числом.

С тех пор утекло много воды. В моей жизни произошло много событий, связанных с ним. И всё изменилось.

Для меня девятнадцать - это число искажения. Это словно смотреться в зеркало и видеть там отражение, как две капли воды похожее на тебя, но принадлежащее не тебе. Оно переворачивает вещи с ног на голову: хорошее становится плохим, плохое - хорошим.

Но сколько бы лет ни прошло, это число все так же будет будоражить мои мысли. И если когда-нибудь на моем теле появится татуировка, она определенно будет связана с ним.

"Лишь Наблюдатель увидит суть. Но сторона искажения зависит от глаз смотрящего".

Небо на улице за окном - пронзительно голубое, без единого облачка, зато ветер - такой же пронзительно ледяной, цвету неба под стать. Совсем, как мое отражение в собственной голове.

Зеркальщик, вернувшись из очередного загула, говорит мне, что чувствует себя распоследней сукой. Я, пожимая плечами, отвечаю, что каждый человек периодически имеет на это право.

"Только ты меня понимаешь", - заявляет он мне, и я усматриваю в этих словах чудовищную иронию: я НЕ хочу его понимать, но чувствую почти тот же спектр эмоций, что и он, сводящийся к ощущению "ничего" где-то в конечной точке.

Есть вещи, застать меня за которыми в чьём-то присутствии, означает, что рядом подкрался совсем пиздец. Сегодня я делаю сразу две: пою песни Хелависы, удивительно попадая при этом в ноты, и запихиваю в духовку сырный пирог.

- На моём месте ты бы поступила точно так же.
- На твоём месте я бы уже давно признала, что в этом мире не существует чудес. Хочешь чуда - создай его сам. Я сражалась со своими кошмарами три года, прежде чем победить.
- Три года?! Да ни один нормальный человек не сможет так жить каждый день.
- Ты хочешь сказать, что я ненормальная? Ведь я же как-то смогла.
- Ты нормальная. Но я - не ты.
- Мгновение назад ты утверждал обратное. Кстати, знаешь, чем отличается человек от животного?
- Причем тут это?
- И животное, и человек могут чувствовать боль. Но животное сделает все, чтобы от нее избавиться, а человек извлечёт из неё пользу, прежде чем устранить. Ты не животное. По крайней мере, я верю в это.

Я не хочу быть эмпатом.

Запутаться в чувствах и мыслях, которые принадлежат не тебе. Смотреться в зеркало, видя в нём чьё-то лицо, но не узнавать отражение.

Я не хочу.
Не хочу.
Не хочу.

Я чувствую себя тем последним выжившим из того отвратительного рассказа.

У меня нет рта, но я хочу кричать.

Всё идёт не по плану. Всё вообще идёт не по плану.

Неизменной осталась лишь цель. Но тот факт, что дорога рассыпалась под моими ногами, заставляет меня иронично смеяться. Потому что так я лишилась последнего шанса попасться в ловушку сомнений и сожаления.

И теперь, когда настанет время уйти, я смогу это сделать без чувства вины. Потому что сияние не погаснет в этих глазах. А я обещала больше не приносить себя в жертву.

Меняться не ради того, чтобы чей-то путь оставался гладким. Меняться из-за того, что изменился мой собственный путь.

- Ты любишь сказки?
- Смотря какие.

Последующие два часа мы смотрим мультик в лучших традициях Диснея, и все это время я молчу, пока на экране зло сражается с добром. Добро предсказуемо побеждает.

- Понравилось?
Я улыбаюсь.

Вернувшись домой, я смотрю настоящую сказку. Где за красивой картинкой скрывается полный опасности мир. Где для того, чтобы достичь своей цели, необходимо платить жестокую цену. Таков мир взрослых.

Я засыпаю без снов. Я так и не ответила, какие сказки я всё-таки люблю. Но расскажи я тебе свою, интересно, какие сны бы потом тебе снились?

В феврале кроет так, что даже стоять на ногах тяжело. Я не люблю февраль, во всяком случае, первую половину - последняя перестройка до дня рождения самая жёсткая. Во мне сейчас много внутренней силы - но силы неправильной, искажённой, желающей подвергать искажению оказавшихся рядом, случайно или намеренно.

Привычно проваливаясь по щиколотку в хрустящий снег, я снова смотрю на мир сквозь оптический прицел. Замёрзшие полупрозрачные иглы, кружась, падают мне на плечи. Я заставляю себя очистить разум, пока в голове не останется лишь белый шум - и только затем стреляю, сосредоточившись на мишенях. Я не промахиваюсь ни разу - осколки льда падают, разлетаются, словно стёкла в кошмарном сне, а я все не чувствую никакого азарта, только необходимость стрелять, поражая цель.

Мои ладони краснеют, затем белеют, синеют, и я не чувствую кончиков пальцев, но точность не падает, ведь руки - это не более, чем инструмент. Твой меткий выстрел - это рассчёт и сражение прежде всего в твоей голове.

Я думаю об этом, когда еду домой и уже сидя в тепле, смазываю кремом обмороженную кожу. Я не испытываю к себе никакой жалости.

До дня рождения остается лишь двадцать дней.

Я не люблю имена. Они давно перестали быть тем, чем задумывались изначально, и больше не отражают сущности своего носителя.

Но я полюбила свое. Не говоря ничего обо мне, оно стало зеркалом личностей тех, кто его произносит. Как будто ты смотришься в темный омут и видишь ту рябь, что бежит по воде: печаль и любовь, силу и страх, желание жить и отчаяние.

Я слышала сладкий яд, разъедающий изнутри, ощущала волнение и надежду, сталкивалась с непроницаемой тьмой и сияющим светом. А недавно услышала резонанс, от которого мурашки по коже от осознания силы, стоящей за человеком.

Вот почему я стараюсь не произносить имена. Произнося их вслух, я разделяю с кем-то другим себя.

Когда мне было семнадцать, я писала здесь истории. Много историй. Тогда мне казалось, что мир - это изменяющаяся субстанция, не подверженная никаким законам. А я - Наблюдатель, бесстрастно фиксирующий факты.

Но вот мне почти двадцать три, и все истории хранятся в моей голове, не касаясь бумаги. А я все чаще предпочитаю молчать - теперь я сама становлюсь историей.

Мне нравится говорить с людьми и видеть, как в их глазах загорается свет и желание жить. Мне нравится проноситься сквозь их жизни подобно летящему поезду и становиться ветром, уносящим с собой заблуждения и страхи. Мне нравится исчезать, но исчезать с гордостью, зная, что мое появление не было случайностью.

Теперь я слушаю чужие истории, касаюсь их и становлюсь их частью. И к черту ту, что звучала про философский камень - Алхимик, его открывший, не рассказал о том, где его нужно искать.

Потому что их ровно столько же, сколько вас вокруг. Превратить что угодно в золото, превратить что угодно в пыль. Верить в то, что мир изменится, или изменить его под себя.

Я верю в совпадения. Но не в такие.

Я чувствую леденящий холод, бегущий по позвоночнику вверх, когда узнаю этот взгляд, и это лицо, и внешность.

Двойник, доппельгангер, копия. Что ты такое? И для чего появился здесь?

Так трескается зеркало льда над иссиня-чёрной озёрной гладью, так разносится эхо над серпантином горных дорог - ощущение ускользающего сквозь пальцы сна; только что здесь реальность?

"Ты похожа на ведьму, Женя".

Я молчу, закрывая глаза, я танцую под Апокалиптику и Флёр, пропуская снежную пыль сквозь себя и рыжие пряди, отражая молочно-серебряный свет в полумраке.

Для того, чтобы говорить, мне давно не нужны слова.

Бессонница пытает меня сильней, чем когда-то кошмары. И я совершенно не знаю, что с этим делать.

В моей голове звучит симфония, но я - лишь инструмент, на котором твои пальцы её сыграли.

Я слышу чувства цветами - искрящийся бледно-синий с прожилками серебра, стальные блики в ловушке из горного хрусталя, багряно-красный, темнеющий спелой вишней.

Я рассыпаюсь осколками, гасну, мерцаю и загораюсь снова.

Так странно.