"Час Быка, два часа ночи. Так называли в древности наиболее томительное для человека время незадолго до рассвета, когда властвуют демоны зла и смерти. Монголы Центральной Азии определяли так: час Быка кончается, когда лошади укладываются перед утром на землю".

Я дочитала вторую книгу, которую посоветовал мне Огненный. И если "Туманность Андромеды" напомнила мне "Солярис" Станислава Лема, то эта часть трилогии нарисовала в моих мыслях совершенно иной образ. Я увидела человека, стоящего в лучах рассвета на пороге нового дня - человека, смотрящего на то, как восходит солнце, с уверенностью и спокойствием, сжимающего в руках прекрасное будущее. Но в то же время взгляд его обращён и назад, в тёмную ночь, туда, где остался его же собственный образ - растерянный и испуганный, терзаемый яростью и чернотой инферно. И человек смотрит на себя прошлого без отвращения, без сожаления, не осуждая себя ни за что, но с теплом и любовью того солнца, что сияет над ним, - и протягивает руку.

Эмоций во мне так много, что они выплёскиваются через край, как суп, норовящий сбежать из кастрюли. Я чувствую себя маленьким ребенком, который боится протянуть руку к плите, чтобы выключить его, и в то же время боится позвать кого-то, чтобы ему помогли.

Как будто его отругают за это.

Мне нужно заговорить, но я предпочту замолчать. Чужая среди своих - снова и снова.

Мне нужна тишина и твоя книга, что связывает меня с миром.

Не приходи ко мне, не зная, чего ты хочешь.

Я - пыточница в алой мантии, твой инквизитор с объятьями старого друга.

Но ты приходишь, не зная, как я ненавижу пытки. Когда ты плачешь, твои слёзы на алой ткани делают её похожей на кровь. Все раны, что я тебе нанесла, были неслучайны.

"Ты - ничтожество, ты - слабак, ты - никто", - шепчу тебе я прямо в сердце, потому что лишь боль, причинённая мной, не позволит тебе угаснуть.

"Обещай мне".

"Я не могу".

"Обещай, потому что за этим ты и пришёл".

Ты молчишь, проклиная тот миг, когда смог довериться мне. Потому что когда-то рыжеволосая пыточница сказала, что жестокость - это лишь иная форма любви.

А по отношению к тебе она всегда была слишком жестокой.

Купила себе новую пижамку: футболку с мерцающим космическим принтом и шорты с нарисованными планетами и звёздочками. Шлёпаю босыми ногами по коридору с кружкой чая и бутером в руке.
- Ты где эти семейники выкопала? - давится от смеха мама.
- Это не семейники. Это шорты!
-…
Захожу с козырного аргумента:
- Ты когда-нибудь видела парня в космических трусах? Вот и я нет!- и удаляюсь в свою комнату, довольная собой.

- Я до сих пор не понимаю, каким образом в тебе уживаются редкостный эгоизм и стремление о ком-нибудь позаботиться.
- Ты о чём?
- Ты всю ночь сталкивала меня с кровати на голый пол. Но было очень холодно, и ты же всю ночь пыталась укутать меня в своё одеяло, не просыпаясь.
- Ну, во сне мы можем быть только теми, кто мы есть. Вот так и уживаются.

Я просыпаюсь от холодного потока ветра, и только тогда понимаю, что за окном поезда барабанит дождь. Не такой сильный, как тот, под которым я уезжала в Минск, но всё же неприятный.

- Всё нормально? - спрашивает Солнечная, замечая, что я не сплю.
- Да, устала просто, - говорю я, распутывая провод наушников. Длительное эмоциональное напряжение всегда даётся мне тяжело.
- Окей.
***
- Собирайся. Мы едем на Зыбицкую, - говорит Полли. Полли, которая уже с трудом стоит на ногах. Полли, которая выпила полбутылки мартини практически залпом и жаждет приключений на свою задницу.

Я смотрю на свой почти нетронутый бокал с плавающей на дне тёмно-зелёной оливкой и ловлю неприятные флешбеки.

- А ещё нас на флет позвали.

Из двух зол приходится выбирать меньшее. На то, чтобы переодеться, у меня уходит немногим меньше пяти минут.
***
Полли затаскивает нас в первый попавшийся бар, сразу же с порога опрокидывает в себя стопку текилы и тащит нас танцевать - а я смотрю на ядовито-зелёный цвет на стенах и снова ловлю флешбеки.

Зелёный.

Чёртов зелёный цвет.

Полли заказывает текилу снова, и я смотрю на зелёную дольку лайма в стеклянной рюмке.

Раздражает.

Название бара скоро меняется. Но там по-прежнему слишком много людей и слишком мало кислорода. Флешбеки становятся всё отчётливей.

Надоело.

- Так, пошли отсюда на воздух, - решительно заявляет Солнечная, глядя на моё выражение лица.

Полли глупо хихикает, стреляя сигарету у проходящего мимо парня.

- Знаете, куда мы сейчас поедем?

- Ты поедешь, - говорит как отрезает Солнечная. - Дай сюда ключи.

Мы почти доходим до Немиги, когда Полли снова звонит. Таблетка от домофона у неё. Приходится возвращаться, и тут нас поджидает сюрприз в виде компании чьих-то там бывших, в историю знакомства которых с Полли я даже не хочу вникать.

- Ты всегда носишь красный?

Я молча злюсь. Не тут-то было.

Чужая рука ложится мне на талию и по-хозяйски нагло разворачивает меня к себе.

- Значит, тебя зовут Женя? А меня как жанр литературы на букву Р. Отгадаешь мою загадку?

- Не имеет значения.

- Что?

- Не имеет значения, как тебя зовут. Мне нет до тебя дела.

- Не будь такой злой, - я чувствую, как меня пытаются притянуть ближе. Раздражение достигает крайней точки. Я ненавижу, когда кто-то пытается влезть в мои мысли.

Мои мысли принадлежат только мне.

Что-то неуловимо меняется в моём взгляде.

Я касаюсь его запястья и практически чувствую едва слышимый хруст.

- Ты хотел что-то сказать? - блеск в моих глазах становится отстранённым, как будто мои глаза принадлежат не мне.

Он чувствует это и отшатывается.

- И-извини. Я не хотел. Я правда не собирался…

Я не дослушиваю, исчезая, пока Солнечная ругается с Полли.

Я иду по Немиге, вдыхая свежий ночной воздух и смотрю, как мерцает свет под ногами. Браслет на руке показывает три часа ночи.

Ещё полчаса я гуляю одна, пока Солнечная, оборвав телефон, пытается меня искать.

Я чувствую мрачное удовлетворение.

Флешбеки начинают отступать.

Но мне становится не по себе, когда я вижу её перепуганное лицо. Когда она хватает меня за руку, мне кажется, что она хочет сломать мне запястье.

И мне не жалко его.

- Полли вернётся в девять утра, - говорит Солнечная, пока мы ждём такси. - А ты… Ай.

Машина подъезжает довольно быстро.

- Непривычно забирать трезвых девушек из центра в половину четвёртого утра, - говорит таксист и смотрит на меня. - С вами точно всё хорошо, от маньяков спасать не надо?

- Не надо, - говорю я и невольно улыбаюсь. За эту ночь это второй человек, кроме Солнечной, который не вызывает у меня раздражения.

Пока мы возвращаемся, я болтаю с ним о всякой ерунде и чувствую, как меня наконец-то отпускает.

***
- Извини, - говорю я Солнечной, когда мы переступаем порог квартиры. - Я не хотела напугать тебя.
- Тебе не нужно извиняться.
- Мне жаль, что из-за меня ты никогда не можешь быть в порядке. Мне нужно было остаться и никуда не идти. Пусть Полли творит, что хочет.
- Я бы хотела сказать, что всё в порядке. Но твой голос… Лучше бы ты нажралась. Тогда ты бы стала более предсказуемой. А так я никогда не знаю, чего от тебя ожидать.
- Не ожидай ничего. Ладно. Плохая шутка. Прости ещё раз.
***
- Что ты делаешь? - спрашивает Солнечная, зайдя через пять минут в комнату, где я стою на коленях и закинув за спину руки.
- Пытаюсь заплести себя на ночь. Получается, как видишь, не очень. А ты иди спать.
- Глупая. Дай расчёску сюда.
Солнечная справляется за пару минут.
Зверь внутри меня засыпает.

Я не люблю видеть восхищение в чужих глазах. Оно уничтожает саму мысль о том, чтобы играть на равных.

Я чувствую грусть.
Я слишком привыкла к сражениям.
Я не могу без них.
Не сейчас.

- Я не люблю делиться своими мыслями.
- Хочу узнать тебя такой, какая ты есть.
- Ты можешь попробовать.

Твоя манера задавать вопросы, скользя по грани моего желания и нежелания отвечать на них, весьма интересна. Не удивляет, но вызывает как минимум уважение.

Я снова возвращаюсь туда, откуда всё начиналось.

Туда, где биение сердца бессмертного существа стало точкой отсчёта для целого мира. И этот мир по-прежнему принадлежит только мне.

Я чувствую это, когда моей кожи касаются языки бледно-синего пламени. Сейчас этот мир спокоен. Но нет ничего более переменного, чем его спокойствие.

Бессмертное существо обнимает когтями, свернувшись под боком. Я вижу, как первое солнце сменяет второе. Пока я дома, то я в порядке.

Это второй раз, когда я была на свадьбе. И первый раз с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать.

Забыла, когда последний раз так смеялась. Станцевала все медленные танцы. Каталась на гамаке со свидетельницей и бокалом вина. Визжала, когда Зеркальщик таскал меня на руках. Его коллеги решили, что мы женаты. Развела Солнечную на участие во всяких конкурсах.

Не уверена, что когда-нибудь захочу повторить, но было здорово.

Где-то внутри меня умирает и гаснет маленький луч сомнения. Но, как бы то ни было, это не умаляет уверенности в одном: путь, по которому я иду, остаётся моей неотъемлемой доктриной.

Тем интересней будет узнать, куда он меня приведёт.

Зеркальщик возвращается из очередного загула.

Зеркальщик выливает на меня тонну личных подробностей, от которых у меня сводит скулы: мне надоело быть постоянно незримой третьей в его отношениях с очередной пассией, имена которых меняются со скоростью ультразвука.

"Что ты делаешь завтра после работы?" - спрашивает он и почти обижается, услышав, что я не собираюсь лететь встречать его на вокзал, потому что у меня были другие планы.

Всё-таки не обижается.

Всё-таки я не срываюсь на нём тоже.

Прогресс.

Парадоксально: спасая тебя, я на самом деле спасаю себя.