К Солнечной я приезжаю сразу после работы с бутылкой мирасептина в сумке - лечить её больное горло - и ощущением вселенской усталости в ногах и голове.
- Никогда не думала, что буду завидовать человеку, у которого отпуск в марте, - говорю я, забирая у нее кружку со своим любимым зелёным чаем. - У меня за сегодня от слова "маска" скоро глаз начнёт дёргаться.
Солнечная не без нотки ехидства смеётся и распечатывает молочную шоколадку.
- Погоди. Будет и на твоей улице праздник. Когда вернусь на работу я, в аптеках не останется вообще ничего. И вот тогда посмотрим, чьи нервы железнее.
Я рассеянно отламываю шоколадную дольку, ощущая дикую сонливость.
- Не хотелось бы проверять.
Мы допиваем чай и плавно перемещаемся на диван. Я, как обычно, удобно растягиваюсь перед монитором компьютера, обняв Солнечную за колени и удобно устроив на ней свою голову. Глаза закрываются помимо воли, и я чувствую, как тело мгновенно расслабляется, откликаясь на ощущение уютного спокойствия.
- Ты в курсе, что и правда сейчас уснёшь?
Я угукаю, стискивая Солнечную в объятиях ещё крепче. В ответ она шипит что-то, слишком похожее на "чёртова рыжая эгоистка".
Но спать и правда хочется слишком сильно.
Последнее ощущение прежде, чем я сдаюсь - прикосновение её пальцев, мягко запутавшихся в моих рыжих волосах. Росчерк тёплого золота на фоне кромешной тьмы.

Небо на улице за окном - пронзительно голубое, без единого облачка, зато ветер - такой же пронзительно ледяной, цвету неба под стать. Совсем, как мое отражение в собственной голове.

Зеркальщик, вернувшись из очередного загула, говорит мне, что чувствует себя распоследней сукой. Я, пожимая плечами, отвечаю, что каждый человек периодически имеет на это право.

"Только ты меня понимаешь", - заявляет он мне, и я усматриваю в этих словах чудовищную иронию: я НЕ хочу его понимать, но чувствую почти тот же спектр эмоций, что и он, сводящийся к ощущению "ничего" где-то в конечной точке.

Есть вещи, застать меня за которыми в чьём-то присутствии, означает, что рядом подкрался совсем пиздец. Сегодня я делаю сразу две: пою песни Хелависы, удивительно попадая при этом в ноты, и запихиваю в духовку сырный пирог.

Я, конечно, так себе похожа на фею-крестную. Но я хочу видеть твое лицо, когда ты откроешь свой подарок и увидишь там это.

Мечты должны сбываться.

Собираюсь утром на работу, волосы распустила, глаза накрасила, параллельно смотрю прогноз погоды.
"+7, дождь".
Ай, думаю, не буду зонт с собой брать. Все равно машина рядом с домом припаркована, что там идти. Сейчас поеду, как царевна.
Выхожу на улицу, а там ливень, как в сезон дождей на Амазонке.
Царевна-лягушка, блять.

Мне приснился очень странный сон.
Точнее, начинался он как нечто совершенно обычное. Но в какой-то момент картинка поблекла, превратившись в белый фон, и по нему побежали красные буквы.
"Было очень тяжело до тебя достучаться. Если ты читаешь это, значит, у меня получилось..."
А дальше - предупреждение опасаться одного человека. И ещё кое-что, вроде как указание на личность автора текста.

Со стороны похоже на бред сумасшедшего, но… Черт возьми, что это было?

Сначала ты не спишь всю ночь и плачешь на работе.
Потом ешь с коллегами пиццу.
А вечером тебе дарят тот самый плюшевый авокадо, в который ты восторженно тыкала пальцем месяц назад.
Хах.

Утро после вечеринки выдаётся пасмурным, но тёплым.
- С первым днём весны, ребят, - говорю я, заваривая на всю компанию зелёный чай и нарезая бутерброды на завтрак, пока мои друзья сражаются за последнюю бутылку минералки.
Солнечная щелкает кнопку колонки, и кухню наполняет восхитительно прекрасный голос Фредди Меркьюри.
- А поехали ко мне, у нас ещё торт со вчерашнего остался, - заявляет Полли. Предложение одобряется единогласно, и вскоре мы набиваемся всей толпой на её маленькую кухню, уплетая за обе щеки Киевский торт. Бешеное чёрное создание по имени Костян запрыгивает мне на колени и немедленно принимается кусать меня за руки в шутливой форме и царапаться.
- О, моя тоже так делает, - умиляюсь я.

На вокзал мы приезжаем за полчаса до отхода поезда.
- Тоже домой сейчас поедешь? - спрашиваю я у Зеркальщика, пока остальные занимают очередь в Бургер Кинг.
- Не домой, Женя. На другой конец Минска блядить, - и хмурится, глядя на меня. - Пытаюсь убежать от себя. Не будь как я.
Я успокаивающе стискиваю его за запястье.
- Делай, что хочешь. Только не потеряй себя.
Я хочу сказать ещё много, но не успеваю сказать ничего, потому что наши возвращаются с пакетами еды. Мы спускаемся к поездам, и наступает долгая череда прощальных объятий.
Всю дорогу домой я провожу, валяясь на плече Солнечной, пока в наушниках играет Бутусов.
Вечером Зеркальщик предсказуемо пишет мне, что чувствует себя последним моральным уродом.

По мнению некоторых людей, час ночи - лучшее время для выяснения отношений после полугодового молчания.

Когда я честно говорила о том, что мое терпение висело на ниточке ещё полтора года назад, тебе не пришло в голову, что я серьёзно. Зато теперь, когда прошло столько времени с тех пор, как я исчезла, оказывается, блять, "нам надо поговорить".

Как я от этого устала.

- На моём месте ты бы поступила точно так же.
- На твоём месте я бы уже давно признала, что в этом мире не существует чудес. Хочешь чуда - создай его сам. Я сражалась со своими кошмарами три года, прежде чем победить.
- Три года?! Да ни один нормальный человек не сможет так жить каждый день.
- Ты хочешь сказать, что я ненормальная? Ведь я же как-то смогла.
- Ты нормальная. Но я - не ты.
- Мгновение назад ты утверждал обратное. Кстати, знаешь, чем отличается человек от животного?
- Причем тут это?
- И животное, и человек могут чувствовать боль. Но животное сделает все, чтобы от нее избавиться, а человек извлечёт из неё пользу, прежде чем устранить. Ты не животное. По крайней мере, я верю в это.

- Чего ты хочешь?
- Я не отвечу.
- В тот раз ведь ответила, - раздался насмешливый голос.
- Тогда ты прекрасно знаешь, что я солгала, - спокойно ответила я, взглянув на того, кто появился мгновением раньше в кресле вместо моего собеседника. Алый Лорд смотрел на меня исподлобья, сверкая пронзительно яркой синевой глаз из-под отросших чёрных волос. - Хотя даже эта ложь оказалась не столь далёкой от истины.
- Так понравилось стоять на коленях, Алхимик? - ухмылка Жестокого стала шире.
- Так понравилось осознавать, что играешь по собственным правилам, когда стоящий рядом был свято уверен, что эти правила он выдумал сам. И если кто-то не смог это понять, то незачем повторять это дважды. Слова не должны сотрясать воздух.
- Свобода и власть сквозь призму тонких манипуляций?
- Лишь ступень на пути к достижению истинной цели. Моё единственное желание - не иметь никаких желаний.
- Противоречит твоей сути.
- Ты знаешь, что нет.
Алый Лорд мгновение оставался безмолвным, кончиками пальцев проведя по той части лица, которую когда-то скрывала расколотая маска.
- К своей ненависти, и правда нет.

Говорить с Зеркальщиком до поздней ночи в последнее время входит в привычку. Мы слишком похожи друг на друга, и эта схожесть на корню обрезает ростки моей паранойи. У нас на двоих достаточно общих тайн, которые могут стать оружием друг против друга - и это лишает меня всякой необходимости использовать маски.

Я могу быть просто собой, не ощущая за это вину. Я могу говорить, осознавая, что слова сохранят свой смысл в голове адресата. Я могу отпустить контроль за своими эмоциями и хотя бы какое-то время наслаждаться этой свободой. Близкие мне люди так или иначе влияют на мои сны - Зеркальщик забирает их все, и плохие, и хорошие - почти королевский подарок после долгих ночей бессонницы и кошмаров.

А ещё он пинком выбрасывает меня из зоны комфорта - иначе как объяснить тот факт, что я, интроверт, ненавидящая свои дни рождения, вдруг решаюсь устроить внезапную вечеринку в Минске.

Удивительно, но наша дружба - это именно та часть ка-тета, которой мне не хватало.

Я не хочу быть эмпатом.

Запутаться в чувствах и мыслях, которые принадлежат не тебе. Смотреться в зеркало, видя в нём чьё-то лицо, но не узнавать отражение.

Я не хочу.
Не хочу.
Не хочу.

Я чувствую себя тем последним выжившим из того отвратительного рассказа.

У меня нет рта, но я хочу кричать.

Коллега сменила рингтон.
Разгар рабочего дня. Звонок. Телефон надрывается хриплым мужским воплем.
Другая коллега:
- Это что у тебя, Олег Газманов?
- Это Тилль Линдеманн, блять.

Всё, что нужно знать об атмосфере на моей работе.